– Инквизитор послал вас в страну фэйри на верную смерть, – сказала она. – Конклав презирает вас и желает вам смерти. И все это потому, что вы хотели защитить тех, кого любили. Как я могла не понять этого?
Какая-то извращенная логика, подумала Эмма. Зато Джулиан смотрел на Аннабель так, словно она была ночным кошмаром, от которого невозможно отвести глаз как ты ни старайся.
– Ты подверг себя чарам, – Аннабель сама пригвоздила его взглядом, – чтобы ничего не чувствовать. Я почувствовала на тебе это заклинание в первую же встречу в стране фэйри. Я увидела его и ощутила радость, – она повернулась на месте, красная юбка распустилась цветком, – ты сделал с собой то же, что Малкольм. Он тоже ампутировал себе эмоции, чтобы вернуть меня.
– Нет! – Эмма была больше не в силах выносить выражение лица Джулиана. – Он попытался вернуть тебя, потому что любил! Потому что он чувствовал!
– Может быть – поначалу, – Аннабель прекратила кружиться. – Но когда он пробудил меня, дело уже было не в этом, вы не находите? Все эти годы он держал меня в ловушке и мучил, чтобы вернуть в мир живых – ради себя! Не ради меня. Пожертвовать счастьем любимой ради удовлетворения собственных нужд? Нет, это не любовь. К тому времени, когда он правда смог меня вернуть, Малкольм уже настолько потерял всякий контакт с реальностью, что достижение цели значило для него гораздо больше, чем какая-то там любовь. То, что некогда было прекрасным, чистым и истинным, превратилось во зло и скверну.
Она улыбнулась; зубы блеснули, как влажный подводный жемчуг.
– Лишившись чувств, ты превращаешься в монстра. Возможно, здесь ты свободен от чар, Джулиан Блэкторн, но что будет, когда ты вернешься домой? Что ты будешь делать, когда снова окажешься бессилен перед своими чувствами?
– Заткни пасть, – процедила Эмма. – Ты вообще ничего не понимаешь. Давай убираться отсюда, – бросила она Джулиану.
Но тот все еще не сводил глаз с Аннабель.
– Ты ведь чего-то хочешь, – бесцветным голосом произнес он. – Чего?
– А, – Аннабель все еще улыбалась. – Когда я открою портал, заберите с собой Пепла. Он в опасности.
– Пепла? – не поверил своим ушам Джулиан.
– Уж кто-кто, а Пепел, по-моему, здесь отлично устроился, – Эмма, наконец, опустила «глок». – Нет, ему, возможно, уже наскучил местный ассортимент видеоигр… Себастьян ведь наверняка выкосил всех, кто их делал. А, ну да, еще у него могут кончиться батарейки. Не думаю, что то или другое подходит под определение опасности.
Лицо Аннабель потемнело.
– Он слишком хороший для этого места. Более того… когда мы с ним впервые оказались здесь, я привела его к Себастьяну. Поверила, что Себастьян о нем позаботится, потому что он его отец. Какое-то время так и было. Но ходят слухи, что на поддержание такого количества помраченных уходит огромное количество энергии, и это сказывается на Себастьяне. Его разрывает изнутри. Жизненные силы помраченных отравлены, они бесполезны… А Пепла – нет. Я боюсь, что в конечном итоге он убьет Пепла и использует его колоссальную энергию, чтобы обновить себя.
– Здесь никто не в безопасности, – пожал плечами Джулиан, на него это, кажется, не произвело особого впечатления.
– Это хороший мир для меня, – сказала Аннабель. – Я ненавижу нефилимов и достаточно могущественна, чтобы меня не трогали демоны.
– Вдобавок Себастьян позволяет тебе мучить нефилимов, – вставила Эмма.
– Вот именно. Я делаю с ними то, что однажды Совет сделал со мной, – совершенно ровный, безжизненный голос, без тени злорадства… так было только еще хуже. – Но для Пепла этот мир не годится. Мы не можем спрятаться – Себастьян найдет его где угодно. Ему будет лучше у вас.
– Тогда почему ты не отведешь его туда сама? – спросила Эмма.
– Отвела бы, кабы могла. Мне невыносимо разлучаться с ним. Я всю мою жизнь отдала заботе о нем.
Вот она, совершенная верность… Это из-за нее Аннабель такая осунувшаяся, такая больная с виду? Всегда ставить интересы Пепла над своими, ходить за ним по пятам, быть готовой в любой миг отдать за него жизнь и не знать, почему…
– Но в вашем мире охотиться будут на меня. И Пепла у меня заберут. Рядом не будет никого, кто мог бы его защитить. А так у него будете вы.
– Что-то ты больно нам доверяешь, – бросил Джулиан. – Учитывая, как мы тебя ненавидим.
– Зато вы не ненавидите его. Он ни в чем не повинен, а вы всегда защищали невиновных. Так поступают Охотники, – она улыбнулась так, словно чувствовала в глубине сердца, что наконец поймала их в западню. – Кроме того, вы отчаянно хотите домой, а отчаяние имеет цену. Так что, нефилимы, мы договорились?
Пепел поднял клочок бумаги, выпавший из кармана Джулиана Блэкторна на пол ночного клуба. Постарался, чтобы Себастьян его не увидел, конечно. Он достаточно пробыл в Туле́, чтобы понимать: не стоит привлекать к себе внимание Себастьяна. Ни при каких обстоятельствах.
О нет, Себастьян не всегда был жесток. У него бывали и приступы щедрости – когда он вдруг вспоминал, что Пепел вообще существует на свете. Он дарил ему оружие и игрушки, которые находил в домах повстанцев, следил, чтобы Пепел красиво одевался… раз уж тот был его, Себастьяна, отражением. По-настоящему добр был только Джейс – видимо, ему надо было куда-то девать разбитые, закупоренные внутри чувства, которые он до сих пор питал к Клэри Фэрчайлд… и к Александру и Изабель Лайтвуд.
И была еще Аннабель. Но про Аннабель Пепел думать не хотел.
Пепел развернул бумажку. Его словно электричеством прошило. Он поскорее отвернулся, чтобы Себастьян и Джейс ничего не успели прочесть по его лицу.
Это была она. Та странная человеческая девочка, которую он видел как-то раз в Неблагой оружейной. Темные волосы, глаза цвета неба… которое он почти не помнил. Стая ворон кружила у нее за спиной. Не фотография – рисунок, сделанный умело, с любовью и тоской, которые прямо-таки текли с бумаги. В уголке нацарапано имя: Друзилла Блэкторн.
Друзилла… Такое одинокое лицо, подумал Пепел, но решительное, как будто там, за этими летними глазами все еще живет надежда… Надежда, которую не убила даже утрата. Надежда, слишком сильная, чтобы дать место отчаянию.
У него почему-то заколотилось сердце.
Пепел поспешно сложил рисунок и сунул в карман.
Диана ждала их у Брэдбери-билдинг, небрежно прислонившись к гаражной двери и закинув на плечо дробовик. Когда мотоцикл затормозил прямо перед ней, она с видимым облегчением опустила оружие.
– Я так и знала, что вы выберетесь.
– Ага! – сказала Эмма, слезая вслед за Джулианом. – Значит, ты о нас беспокоилась!
Диана постучала стволом по двери и сказала что-то, но скрежет подъемного механизма заглушил слова.
Эмма что-то ответила и улыбнулась. Как она это делает, подумал Джулиан? Находит место для легкости, для шутки даже в пучине жесточайшего стресса. Хотя, наверное, примерно так же, как он только что стоял перед Себастьяном и глазом не моргнув выдавал себя за собственную помраченную версию – и не обращал внимания, как сильно у него трясутся руки. Такое замечаешь, только когда все уже позади.
