Его лицо было таким беззащитным…
– Но только если ты чувствуешь ко мне то же самое, – тихо сказал он. – Если ты перестала меня любить, пока я был под чарами, я не посмею тебя винить.
– Наверное, это решило бы все наши проблемы, – сказала она, не подумав.
Он отшатнулся.
Эмма быстро подползла к нему на четвереньках, тронула за плечо. Он смотрел на нее, чуть морщась, словно на яркое солнце.
– Джулиан, – твердо сказала она. – Я злилась на тебя. Я скучала по тебе. Но я ни на мгновение не переставала тебя любить.
Она погладила его по щеке тыльной стороной ладони.
– Пока ты жив, пока жива я, я буду любить тебя.
– Эмма…
Он встал на колени перед ней, и она оказалась на голову ниже. Он взял прядь ее волос, перекинул вперед, через плечо.
– Не знаю, что будет, когда мы вернемся домой, – сказал он, и глаза его потемнели. – Не знаю, что ответит Диарборн на просьбу об изгнании. Возможно, нас разлучат… Но если даже и так, я буду думать об этих твоих словах, и они помогут мне выжить несмотря ни на что. Во тьме, в ночи, в одиночестве – я буду помнить.
– Я могу повторить их, – у нее щипало глаза.
– Не нужно, – он погладил ее по щеке. – Я навсегда запомнил, какой ты была, когда говорила это.
– Тогда жаль, что на мне не было чего-то более сексуального, – неловко пошутила она.
Его глаза заволокло той тьмой желания, которую на всем свете видела только она.
– Поверь, на свете нет ничего сексуальнее, чем ты в моей рубашке.
Он коснулся воротника, и по ее коже побежали мурашки.
– Я всегда хотел тебя, даже когда сам этого не знал.
Его голос был тихим и хриплым.
– Даже во время парабатайской церемонии?
Она ждала, что он рассмеется… Но вместо этого он провел пальцем вдоль ее ключицы, и остановился, добравшись до ямки под горлом.
– Особенно во время парабатайской церемонии.
– Джулиан…
– Не принуждай меня оставить тебя, – прошептал он. – Но куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Он расстегнул верхнюю пуговку и обнажил кусочек кожи… Вопросительно посмотрел на нее, и она кивнула. Да, я хочу, продолжай.
– Куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Пальцы двинулись вниз. Еще одна пуговка. Открылись округлости грудей. Его зрачки расширились, потемнели.
В происходящем было что-то еретическое, пульсация, дрожь от приближения к запретному. Слова парабатайского ритуала не могут быть так полны желания. И все же от каждого из них нервы Эммы звенели, как струны, словно ангельские крылья били по ним.
Она потянулась к нему, стащила с него рубашку через голову, провела ладонями по груди, спустилась ниже, к талии, к рельефным мускулам пресса, вспомнила каждый шрам.
– И где ты жить будешь, там и я буду жить.
Еще пуговица, и еще одна. Он медленно спустил рубашку с ее плеч, и дальше – с одной руки, потом с другой. Его взгляд был хищным, а руки – нежными. Он гладил ее нагие плечи, склонился и припал губами к нежной коже, спустился по ложбинке между грудями. Она выгнулась в его руках.
– Народ твой будет моим народом, и твой бог – моим богом, – прошептал он, целуя ее.
Она упала назад, увлекая его за собой, на себя. Он вдавил ее в мягкость кровати, обхватил руками, целовал долго и медленно. Она запустила пальцы ему в волосы, как всегда любила делать: шелковые завитки щекотали ладони.
Они неторопливо избавились от оставшейся одежды. Каждый новый обнаженный участок тела давал повод для нового благоговейного прикосновения, нового тягучего поцелуя.
– И где ты умрешь, там и я умру и погребена буду, – прошептал он ей в уста.
Она расстегнула его джинсы, он отшвырнул их прочь. Она чувствовала его твердость, но знала, что можно не спешить. Его руки исследовали все выпуклости и впадинки ее тела, будто ваяя его каждым касанием из золота и слоновой кости.
Она обвила его ногами, притянула к себе. Его губы исследовали ее щеки, волосы, войска вступали в покоренный город. Взгляд не отпускал взгляда, вознося обоих все выше. Они взлетали, двое, ставшие одним, в пламени и искрах, разгораясь с каждым мгновением все ярче, а потом рухнули вместе, взорвавшись как звезды.
Эмма, почти лишившись чувств, лежала, обвившись вокруг Джулиана, на нем и в нем. Раскрасневшийся, покрытый потом, он бездумно перебирал ее волосы, пропускал их сквозь пальцы.
– Смерть одна разлучит меня с тобою, Эмма, – пробормотал он и прижался губами к ее сияющим волосам.
Она закрыла глаза.
– Джулиан… Джулиан… Смерть одна разлучит меня с тобою.
Джулиан сел на край кровати. Он смотрел во тьму.
Его сердце было полно Эммой, но в голове царил хаос. Хорошо, что он рассказал ей о словах Королевы, и о решимости просить изгнания. Но ведь он собирался сказать больше.
Пока ты жив и жива я, я буду любить тебя. Слова эти наполнили его сердце счастьем и разбили его. Их опасная любовь была подобна боевому шраму: источник гордости, воспоминание о боли. Он так и не смог сказать остального: что если, когда мы вернемся домой, чары вернутся? Что если я снова забуду, каково это: любить тебя?
Она так отважна, его Эмма, и так прекрасна. Он желал ее так сильно, что у него дрожали руки, когда он расстегивал на ней рубашку… когда лез в ящик прикроватного столика. Сейчас она спала, завернувшись во все одеяла; плечо возвышалось над ними бледным полумесяцем. А он сидел и смотрел на нее, вертя в руках кинжал, с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, который она принесла из оружейной.
Маленький, острый, с красными камнями на рукояти. Он все еще слышал голос Королевы… «В стране фэйри смертные не ведают печали, но точно так же не ведают и радости…»
Они с Эммой всегда писали на коже друг друга пальцами – слова, которые больше никто не слышал.
Он думал о гигантской дыре, которую носил в себе после заклятия, сам того не зная, – словно простец, одержимый демоном, что висит у него на спине и питается душой. Страдает и не знает, в чем причина страдания.
Лишившись чувств, ты превращаешься в монстра. Возможно, здесь ты свободен от чар, Джулиан Блэкторн, но что будет, когда ты вернешься домой? Что ты будешь делать, когда снова окажешься бессилен перед своими чувствами?
Он вытянул руку и резко опустил кинжал.
21. Не вспыхнет луч на небе дальнем
На заре пришла Диана и постучала в дверь. Эмма проснулась как с похмелья, с перепутанными волосами и распухшими губами. Перевернувшись на бок, она обнаружила Джулиана полностью одетого, в черной рубашке с длинными рукавами и армейских штанах цвета хаки. Свежевымытого – даже волосы были слишком мокрые, чтобы курчавиться; рот пах зубной пастой, когда она наклонилась поцеловать его. Интересно, он вообще спал?
