– Это твоя война, – возразила Кристина. Эмма нечасто слышала такую страсть в ее голосе. – Война за то, что ты любишь. За то, что все мы любим.
Она помолчала.
– Твое сердце скрыто от меня, но я знаю, ты любишь Марка. И любишь фэйри. Сражайся за свою любовь!
– Кристина, ты… – начал Кьеран, но она уже помчалась прочь.
Выскочив из-за стеллажа, она налетела на Эмму, удивилась и выбежала из комнаты.
Кьеран пошел следом, но вдруг остановился, уперся руками в стол и поник головой.
Эмма двинулась к выходу, надеясь добраться до дверей незамеченной. Но разве мимо фэйри пройдешь! Кьеран поднял голову, как только она сделала первый шаг.
– Эмма!
– Ухожу, ухожу. Не обращай на меня внимания.
– Но я хочу обратить на тебя внимание!
Он вышел из-за стола – бледный, мрачный, красивый, весь будто из острых углов. Понятно, что в нем так нравится Кристине.
– Я причинил тебе много страданий, когда тебя бичевал Йарлат. Я не желал ничего подобного, но все равно стал причиной… Я не в силах отменить прошлое, но могу хотя бы выразить искреннее сожаление и поклясться в искупление выполнить все, о чем ты меня попросишь.
Этого она не ждала.
– Что, вообще все? Даже если я потребую, чтобы ты научился танцевать гавайскую хулу?
– Это традиционная пытка, принятая у твоего народа? Да, я с готовностью пойду на это ради тебя.
Как ни соблазнительна была мысль о Кьеране в юбочке из травы, Эмма со вздохом задвинула ее подальше.
– Ты сражался на нашей стороне при Неблагом Дворе, – сказала она вместо этого. – Ты доставил сюда Марка и Кристину в целости и сохранности, а они для меня – всё. Ты доказал, что ты – настоящий друг, Кьеран. Ты прощен и больше тебе ничего не нужно для этого делать.
Он покраснел. Действительно покраснел – краска залила его бледные щеки.
– Фэйри бы так не поступил.
– Так поступаю я, – весело улыбнулась Эмма.
Кьеран зашагал к двери, и уже на пороге оглянулся.
– Я всегда знал, как Кристина тебя любит, и теперь понимаю, почему. Родись ты среди моего народа, ты стала бы величайшим рыцарем Двора. Ты – один из самых отважных людей, каких я знаю.
Эмма попыталась было выдавить «спасибо», но Кьеран уже исчез – как тень растворилась в лесу. Она проводила его глазами. Что-то такое было в том, как он произнес имя Кристины… будто это сладкая мука, нежная пытка. До сих пор он так поминал только Марка.
– Ты ни о чем не хочешь со мной поговорить?
Джулиан замер на пороге. Он-то думал, что Магнус спит: тот лежал на кушетке с закрытыми глазами. Под глазами залегли глубокие тени – такие приносят только бессонные ночи, причем в больших количествах.
– Нет.
Слова, вырезанные у него на руке… Покажи он их Магнусу, и чародей сразу же предложит снять чары, а для этого у него слишком мало сил. Напряжение может его убить.
Знал Джулиан и то, что как-то неправильно реагирует на саму идею, что Магнус, возможно, умирает. Реакция была глухая, стертая. Нет, он не хотел, чтобы Магнус умер, но простым «не хочу» оно не должно было быть… и воссоединение с братьями и сестрами должно было приносить что-то еще помимо смутного облегчения.
И он точно должен был почувствовать больше при виде Эммы. Ее будто бы окружала гладкая снежная равнина, и стоило ему туда ступить, как все чувства словно отрезало. Даже говорить и то было трудно. Все стало даже хуже, чем раньше. Эмоции отошли куда-то вглубь – дальше, чем были до Туле́.
Он ощущал отчаяние, но и оно было далеким и притупленным. Хоть нож голой рукой хватай за лезвие – просто чтобы хоть что-нибудь почувствовать.
– Неудивительно, – заметил Магнус, – учитывая, как мало ты сейчас чувствуешь. Мне не следовало накладывать на тебя такие чары. Я сожалею об этом.
– Не стоит.
Джулиан сам не знал, чего не стоит, сожалеть или накладывать чары. Все чувства были такие чужие, будто чьи-то еще. Зато он точно знал, что не хочет сейчас разговаривать с Магнусом, и поэтому вышел в коридор.
– Джулс!
К нему через холл спешил Тай. Все та же далекая часть разума сообщила, что Тай выглядит как-то не так, и попыталась подобрать правильное слово – раненый? уязвленный? уязвимый?
– Джулс, можно с тобой поговорить?
Странный вопрос для Тая. Джулиан последовал за братом в одну из пустых спален, расположенных вокруг холла. Тай закрыл дверь и молча бросился ему на шею.
Вот ужас. Не потому что обниматься с Таем так ужасно. Это даже было мило… – насколько Джулиан сейчас был способен отличать «мило» от «не мило». Разум утверждал: это твоя кровь, твоя семья, и руки обняли брата. Очень тонкое тело, худое, будто сделанное из ракушек и пуха одуванчиков, сшитых вместе шелковой нитью.
– Я так рад, что ты вернулся, – пробормотал Тай, и прижался лбом к плечу Джулиана. Наушники съехали набок.
Тай машинально их поправил.
– Я боялся, что мы больше никогда не соберемся все вместе.
– Но мы собрались.
– Я хочу, чтобы ты знал: мне очень жаль, – Тай обеими руками вцепился в его куртку. Слова ссыпались дробью, словно он долго и старательно репетировал эту речь. – На похоронах Ливви я полез на костер, а ты за мной, и изранил руки, и я подумал, может, ты ушел, потому что больше не хочешь меня видеть.
Голос в голове Джулиана кричал, что он любит брата больше всего на свете. Что Тай редко вот так идет на контакт, и тем более физический. Джулиан, запертый где-то очень далеко, в потайных чертогах сознания, отчаянно пытался отреагировать как нужно – дать Таю все что угодно, лишь бы он восстановился после потери Ливви, не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, одиноким…
Но это было все равно что биться о звуконепроницаемое стекло. Тот Джулиан, которым он теперь был, ничего не слышал. Безмолвие в его сердце было почти так же глубоко, как то, что окружало Эмму.
– Дело не в этом. Дело… было не в этом. Мы ушли из-за Инквизитора.
Внутренний Джулиан уже разбил руки в кровь об это чертово стекло. Внешний Джулиан искал слова и наконец нашел.
– Ты не виноват.
– О’кей, – сказал Тай. – У меня есть план как все исправить.
– Вот и хорошо.
Тай в полном изумлении уставился на него, но Джулиан этого не заметил. Он пытался удержаться на краю, найти эти проклятые нужные слова, чтобы сказать их Таю, который, бедняга, думал, что брат ушел, потому что рассердился на него.
– Уверен, ты придумал прекрасный план. Я тебе полностью доверяю.
Он выпустил Тая и шагнул к двери. Лучше отступить, чем сказать что-нибудь не то. Как только заклинание будет снято, все сразу станет хорошо. Вот тогда он с ним и поговорит.
