– Кит! Кит! Пссст!
Он подскочил на пару футов в воздух и, обернувшись, увидел Друзиллу, которая подавала ему знаки, свесившись из окна наверху.
– Ты сказал, мы можем поговорить.
Кит удивленно заморгал. Из-за последних событий договоренность с Дрю совершенно вылетела у него из головы.
– Э-э-э… Давай. Сейчас поднимусь.
«Интересно, где Тая носит?» – думал он, взбегая по лестнице. Кит уже привык всюду таскаться с ним. Вставая, он находил Тая за чтением в холле, а ложились они, только одурев от поиска нужной информации или до упаду нашнырявшись по Сумеречному базару, провожаемые одобрительным взором Гипатии. Симпатии обитателей Базара Тай не искал, но все его там любили – надо же, мальчик-Охотник, а такой вежливый, обходительный, оружием у всех на виду не трясет, никому не угрожает, только спрашивает, нет ли у вас того или этого.
Тай вообще необычная личность, думал Кит. Напряженность между Охотниками и Нижнемирскими словно вообще его не затронула. Во всем свете его интересовало только одно: магическая формула, которая позволит ему вернуть Ливви из мертвых. Если поиски составляющих оказывались успешны, он был счастлив, если нет – расстроен, но на других он свое расстройство не срывал. Единственный человек, к кому он доброты не проявлял, был он сам.
Но в последнее время, с тех пор, как очнулись Эмма и Джулиан, Тая стало трудно найти. Если он над чем-то втайне работал, Киту в его делах места не было. И Киту от этого было почему-то больно… Даже как-то слишком. Впрочем, на эту, сегодняшнюю ночь, у них планы имелись, а это уже кое-что.
Комнату Дрю он нашел без труда: хозяйка сама стояла на пороге, приплясывая от нетерпения. Завидев Кита, она схватила его, затащила внутрь и захлопнула дверь. А потом даже заперла.
– Ты меня убить собираешься? – на всякий случай уточнил Кит.
– Ха-ха, – мрачно отозвалась Дрю и трагически бросилась на кровать.
На ней было черное платье-футболка с изображением истошно орущей физиономии, а волосы – заплетены в косички, причем так туго, что они торчали перпендикулярно голове. Сложно представить это существо одетым, как роковая бизнес-леди, и расставляющим ловушки Барнабасу Хейлу.
– Ты отлично знаешь, о чем я хочу поговорить.
– О Тае, – Кит прислонился к краю стола.
– Он не в порядке. И скрывает это. Ты вообще в курсе?
Кит хотел сказать что-то в свою защиту или заметить, что ничего необычного не происходит, но вдруг обмяк, словно сбросил с плеч тяжелую ношу, но ноги у него еще подгибались от напряжения.
– Понятия не имею, как им это удается… но никто вокруг в упор этого не видит, – оттого, что он наконец-то это сказал, на него свалилось такое облегчение, что стало почти больно. – Нет, он не в порядке. Да и с чего бы ему быть в порядке?
– Никто из нас не в порядке, – голос Дрю заметно смягчился. – Без этого, наверное, никак. Когда тебе самому больно, бывает сложно понять, что и другие тоже могут мучиться – просто по-другому… или хуже.
– Но Хелен…
– Хелен не настолько хорошо нас знает. Нет, она очень старается… Но откуда ей знать, что Тай сейчас не такой, как раньше, если она этого «раньше» никогда не видела? Марк застрял у фэйри, Джулиана и Эммы тут не было. Если кто-то и заметит – сейчас, когда все уже немного улеглось, – так это, должен быть Джулиан.
Кит подумал, что вряд ли стал бы описывать «общество на грани войны», используя выражение «немного улеглось»… но у Блэкторнов явно другие мерки.
– В некоторых отношениях Тай довольно нормальный, – помолчав, сказал он. – Наверное, это-то и смущает. Всякие повседневные дела он выполняет просто отлично: завтракает, вовремя бросает одежду в стирку. Просто единственное, что сейчас его держит на ногах, это…
Он даже вспотел и поскорее замолчал. Чуть не проговорился! С ума сойти, он только что едва не выдал их с Таем секрет, только потому что кто-то проявил участие.
– Прости, – сказал он. Дрю испытующе смотрела на него. – Я ничего такого не имел в виду.
– Нет, ты просто ему пообещал, что никому не скажешь, – подозрительно прищурилась его собеседница. – О’кей, тогда давай так: я стану угадывать, а ты говори, права я или нет. Идет?
Кит устало пожал плечами. Все равно ведь не угадает.
– Он хочет вступить в контакт с призраком Ливви. Я сразу же так подумала после всей этой истории с Туле́. Умершие продолжают существовать, просто в другой форме. В виде привидений или в других измерениях. Ты просто… больше не можешь их потрогать.
Она отвела взгляд.
– Да, – сказал Кит, слыша свой собственный голос как будто издалека. – Так и есть. Именно этим он и занят.
– Не уверена, что это хорошая идея, – Дрю покачала головой с очень несчастным видом. – Если Ливви ушла куда-то дальше, если она сейчас в каком-то лучшем месте, здесь на Земле ее нет. Призраки могут являться живым – ненадолго и только по очень важному делу… Или если их правильно призвать.
Кит вспомнил светлую фигуру парабатая Роберта Лайтвуда у его погребального костра.
«По очень важному делу…»
– Я могу с ним поговорить, – сдавленно проговорила Дрю. – Напомнить, что у него все еще есть сестра.
В ту ночь, когда она ходила с ними заманивать Барнабаса в ловушку… Таю как будто стало легче, он был веселее – счастливее, что она рядом, даже если сам ни за что в этом не признался бы.
– Сегодня ночью мы отправляемся…
Нет, про Тень ей лучше говорить не надо.
– …на поиски последней составляющей для нашего заклинания, – быстро соврал он. – Встречаемся на шоссе в десять. Если ты случайно окажешься там, сможешь пригрозить, что заложишь нас взрослым, если мы не возьмем тебя с собой.
– Опять играть плохого парня? – Дрю недовольно наморщила нос.
– Да ну! Придешь и надавишь на нас как следует. И не говори, что тебе эта мысль не нравится.
Она невольно улыбнулась.
– Ну, если только чуть-чуть. Ладно, договорились. Увидимся на месте в десять.
На пороге Кит остановился.
– Я всю свою жизнь врал и обводил людей вокруг пальца, – тихо сказал он, не глядя на Дрю. – И почему мне так нестерпимо врать одному этому человеку? Чем Тай отличается от прочих?
– Тем, что он твой друг, – сказала Дрю. – Каких еще причин тебе надо?
Джулиан открыл ящик с красками. Теперь это занятие снова обрело смысл. Каждый тюбик что-то обещал, обладал своей индивидуальностью. Тирский пурпур, берлинская лазурь, желтый кадмий, марганцево-фиолетовый…
Он подошел к натянутому на подрамник холсту, который бросил вчера. Разложил выбранные краски. Титановый белый, умбра, неаполитанский желтый…
Ими он всегда рисовал волосы Эммы. Воспоминание о ней вонзилось в него, как нож: вот она смотрит на него, стоя в дверях, бледная, на ресницах слезы. Ужасно не иметь права коснуться того, кого любишь – поцеловать, заключить в объятия… Но еще страшнее, когда не можешь его утешить.
