– Ex silentio, ex animo! – выкрикнул он, задыхаясь. – Ливия Блэкторн! Resurget! Resurget! Resurget!
Пламя в центре круга почернело. Кит привстал и снова упал на колени, чувствуя кровь на разбитой губе.
Все кончено, понял он. Ритуал завершен.
Темное пламя взметнулось столбом, и Тай попятился, не отрывая глаз от ревущего огня. Кит, которому уже доводилось видеть черную магию, собрался с силами и, пошатываясь, встал. «Все, что угодно, может пойти не так», – обреченно подумал он. Если придется бежать, он просто стукнет Тая камнем по голове и утащит на себе.
Вода в озере забурлила. Мальчики повернулись, и Кит увидел, что мерцающие воины исчезли. Осталась только одна прозрачная фигурка. Она поднималась из воды, ее длинные волосы переливались серебром в лунном свете. Черты лица проявились отчетливее, стали видны глаза; показался висящий на шее медальон; проступили очертания белого платья, словно плывущего по ветру, – платья, которое Ливви вряд ли согласилась бы надеть по доброй воле.
– Ливви, – прошептал Кит.
Тай бросился к озеру, споткнулся и упал на колени, но призрачная Ливви все так же медленно скользила ему навстречу, рассыпая сверкающие брызги.
Она приблизилась к берегу. Ее босые ноги не касались воды, белая фигурка парила над мерцающим озером, прозрачная, словно облако. Ее глаза были устремлены на Тая, на лице отражалась глубокая, нездешняя печаль.
– Зачем ты меня потревожил? – спросила она. Ее голос был печальным, как стон зимнего ветра.
– Ливви, – прошептал Тай и протянул руку, словно надеялся, что сможет к ней прикоснуться. Его пальцы прошли сквозь подол призрачного платья.
– Это не она, – Кит вытер кровь с лица. – Это просто призрак.
Облегчение в его душе боролось с жалостью к другу. Кит боялся, что Тай призовет ужасную нежить, но его худшие опасения не сбылись. И все-таки вызвать призрака против его воли – тоже не самая блестящая идея.
– Почему ты не пришла? – спросил Тай громче. – Я все сделал правильно. Все правильно сказал, до последней строчки!
– Катализатор был испорченный. Недостаточно мощный, чтобы вернуть меня по-настоящему, – ответила Ливви. – Кроме того, это могло плохо кончиться. Понимаешь, Тай…
– Но ты все равно сможешь остаться со мной, да? Пусть даже и в таком виде? – перебил Тай.
Ливви качнулась к брату, очертания призрачной фигуры слегка размазались.
– Так вот чего ты хочешь…
– Да! Для этого я все и затеял! – воскликнул Тай. – Я хочу, чтобы ты была со мной, как угодно – лишь бы мы были вместе. Ты ведь была со мной всегда. Я еще не родился, а ты уже была со мной, Ливви! Без тебя мне… без тебя у меня нет ничего.
«Без тебя у меня нет ничего…» Сердце Кита разрывалось от жалости и отчаяния. Он не мог ненавидеть Тая за эти слова. Но теперь ему стало предельно ясно: он для Тая ничего не значил. И никогда не будет значить.
– Я любила тебя, Тай. Любила даже после того, как умерла, – сказала призрачная Ливви. – Но ты нарушил ход вещей, и нам придется за это расплачиваться. Ты разорвал ткань жизни и смерти. Ты просто не понимаешь, что натворил! – Слезы катились из ее глаз и падали в воду: крупные сверкающие капли, словно искры огня. – Нельзя отнять у смерти то, что она забрала. Можно только выкупить.
С этими словами она исчезла.
– Ливви! – Тай вскрикнул так, словно это имя вырвали у него из горла клещами.
Он рухнул на землю, свернулся клубком и обхватил себя руками, как будто боялся развалиться на части от невыносимой муки.
Кит услышал его рыдания – ужасные, полные самой черной, самой отчаянной тоски. Еще час назад он перевернул бы землю и небо, лишь бы прекратить это. Но сейчас не мог даже шевельнуться: его собственная боль, рвущая душу на части, словно приковала его к месту. Он посмотрел на церемониальный круг: огни опять стали белыми, пламя пожирало предметы, разложенные в круге. Бархатный мешочек рассыпался пеплом, зуб почернел, мел и мирра растаяли от жара. Только медальон по-прежнему сверкал, нетронутый пламенем.
Наконец, загорелось и письмо из Туле́. Страница полыхнула, и слова, прежде чем исчезнуть, на мгновение проступили четче:
«Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя».
Дрю остановилась перед дверью тюрьмы, перебирая отмычки. Она еще не отдышалась после трудного подъема в гору: избегая обычных троп, где ее могли заметить, она карабкалась через кустарник, и теперь ладони и щиколотки горели от царапин, оставленных ветками и шипами.
Но Дрю не обращала внимания на боль. То, что она собиралась сделать, было слишком серьезным. Обратной дороги не будет. Если Гораций и его приспешники одержат верх и узнают, что она сделала, ее накажут без скидки на возраст.
В ее ушах до сих пор звучал голос Джулиана: «Вы – Дозор Ливви! Не забывайте».
Ливви не колебалась бы ни секунды. Она бы сделала все, что нужно, без раздумий: восстановить справедливость для нее всегда было на первом месте. Она бы не стала сомневаться.
«За тебя, Ливви! За тебя, сестричка!»
«Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя».
Дрю шагнула вперед и занялась замком.
Подступы к Безмолвному городу не изменились: едва заметная тропинка среди густой зелени, срезавшая угол Броселиандского леса. Здесь явно редко ходили: даже в свете колдовского огня Эмма не разглядела ничьих следов.
Среди деревьев щебетали ночные птицы, с тихим шорохом шныряли какие-то зверьки. Но чего-то все же не хватало. Так пусто в Броселианде не бывало никогда: в любую секунду в чаще мог мелькнуть волшебный огонек или отблеск одного из костров, вокруг которых собирались вервольфы. Эмма чувствовала неладное, лес как будто насторожился и затих, – и от этого сама шла с удвоенной осторожностью.
У подножия горы, там, где в скалах пряталась дверь, деревья росли гуще. Сама дверь выглядела так же, как и три года назад: островерхая, с барельефом, изображавшим ангела, с тяжелым бронзовым кольцом.
Эмма потянулась за спину, вытащила из ножен Меч Смерти. Он был гораздо тяжелее других мечей, даже Кортаны, и поблескивал в темноте, как будто светился собственным светом.
Эмма взяла его в палатке Джулиана – отыскала под скатанным спальным мешком. Меч был завернут в бархат; Эмма оставила его, но меч заменила. Конечно, заметить подмену будет несложно, но вряд ли Джулиан каждые пять минут бегает проверять, не случилось ли чего с драгоценным оружием. В конце концов, лагерь был под охраной.
Эмма приложила руку к двери. В послании от Брата Шадраха говорилось, что Безмолвный город сегодня ночью будет пуст: в канун переговоров Братья несут стражу на городских стенах. И все же дверь затрепетала под ее ладонью, словно живое сердце.
