Стража сомкнулась вокруг Аннабель и Пепла и повела их на выход. Эмма крепко поймала Джулиана за руку, и они вместе осторожно вылезли из-за камней.
Конвой уже выходил в коридор через арку. На мгновение Эмма и Джулиан оказались прямо посреди залы, на виду у Короля.
Он смотрел вперед неподвижным взором. На нетронутой стороне его лица Эмма увидела проблеск Кьерана… – разрубленного пополам, измученного, нечеловеческого.
Рука Джулиана напряглась. Каждый нерв Эммы вопил, что Король их видит, что он сейчас кликнет стражу, что они оба умрут, не успев даже вынуть клинки из ножен…
Она сказала себе, что хотя бы попытается воткнуть кинжал в сердце Короля, прежде чем окончит свои дни.
Джулиан потянул ее прочь. В свободной руке у него уже была карта. Он глазами показал на арку, в которой уже исчезли Аннабель и Пепел.
Времени больше не было. Они бегом выскочили в коридор.
Драться смысла не имело: минимум по три фэйри держали Марка с каждой стороны, и хватка их была крепка. Его волоком протащили мимо празднующих; в голове до сих пор было мутно после зелья. Кругом плавали какие-то тени, танцоры вертелись, расплываясь и уменьшаясь, как в калейдоскопе. Король котов таращился на него светящимися желтыми глазами. Лошади пятились от рассыпающего искры костра…
Кьерана он не видел: тот был где-то позади… зато слышал, как солдаты кричат на него, их голоса были едва слышны сквозь хохот и гром музыки. Кьеран… Кристина… В груди у него завязался ледяной узел страха за них обоих – но тут его поволокли через грязную лужу и вверх по деревянным ступеням.
Тяжелый край бархатной портьеры отвесил ему пощечину. Марк сплюнул, стража довольно расхохоталась. Чьи-то руки расстегнули пояс с оружием у него на талии. Он попытался сопротивляться, но его бросили на пол.
– На колени, полукровка, – рявкнул солдат.
Его отпустили, и Марк стоял на коленях, раздираемый яростью. Двое фэйри стояли сзади, нацелив копья ему в шею. В нескольких футах сбоку точно в такой же позе застыл Кьеран – только у него еще и кровь шла из лопнувшей губы.
Они были в павильоне принца Обана. Стены были задрапированы тяжелым бархатом, пол устлан драгоценными коврами, затоптанными и выпачканными бесчисленными сапогами. На деревянных столах десятки пустых и полупустых винных бутылок; некоторые упали и разлились, насыщая воздух запахом алкоголя.
– Так-так, – протянул некий голос.
Перед ними раскинулся алый бархатный диван, а на нем – праздного вида молодой человек. Пурпурно-черные вперемешку волосы вились вокруг острых ушей, а мерцающие серебряные глаза окружала размазанная черная подводка. На юноше были дублет из серебряного шелка и такие же хосы, а из манжет потоками извергалось белое кружево.
– Братец Кьеран, как мило, что ты зашел, – серебряный взгляд стрельнул в сторону Марка, – …вместе с еще каким-то парнем.
Он презрительно махнул рукой в его сторону и посмотрел на Мануэля.
– Отличная работа.
– Я же тебе говорил, что они здесь, – усмехнулся тот. – Я видел их на празднике.
– Признаю, мне даже в голову не приходило, что им хватит глупости вновь сунуться в Неблагие земли, – сказал Обан. – Очко в твою пользу, Виллалобос.
– И какой подарок получился! – Мануэль, усмехаясь, встал между копьеносцами и сложил руки на груди. – Твой отец будет доволен.
– Отец? – Обан выбил легкую дробь на подлокотнике дивана. – Ты думаешь, я отдам Кьерана отцу? Да он его просто убьет. Какая скука.
Марк метнул в Кьерана внимательный взгляд. Принц стоял на коленях и, судя по всему, ничуть не боялся Обана… правда если бы и боялся, об этом все равно никто не узнал.
– Такой подарок – не просто подарок, – продолжал Мануэль. – Это очень хороший аргумент. Твой отец думает, что ты слаб, принц, – разумеется, ошибочно. Если ты приведешь ему Кьерана вместе с этим полукровкой-Охотником, он поймет, что с тобой уже пора считаться.
Тут он понизил голос.
– Мы даже сможем убедить его убить пленников и продолжить воплощать наш план в жизнь.
Пленников? Каких пленников? Марк весь напрягся. Джулиана и Эмму? Нет, это невозможно – они же едут с Благой кавалькадой…
Ну, хотя бы Кристина в безопасности… Исчезла, один Ангел ведает, куда. Марк еще раз искоса глянул на Кьерана: у него тоже паника? Он тоже боится за Кристину? Ведь должен бы, учитывая, как они целовались…
Обан протянул руку и стал шарить среди бутылок на придиванном столике, ища хоть какую-нибудь не совсем пустую.
– Отец меня не уважает, это правда, – сказал он. – Думает, что братья более достойны трона, чем я. Хотя на самом деле это не так.
– Уверен, они тоже самое о тебе думают, – пробормотал сквозь зубы Марк.
Обан наконец нашарил искомое и поднял сосуд к свету, щурясь на полдюйма янтарной жидкости внутри.
– Правильный пленник может заставить его передумать… но есть шанс, что этого окажется недостаточно.
– Ты хочешь вырасти в глазах отца или нет? – в лоб осведомился Мануэль.
– Конечно, – Обан глотнул из бутылки. – В известных пределах.
Мануэль только что глаза не закатил.
– Тогда докажи ему, что тебя нужно воспринимать серьезно. В первый твой приход он даже слушать тебя не пожелал!
– Чертов старый идиот! – пробормотал Обан и отшвырнул бутылку.
Та обо что-то разбилась.
– Если ты приведешь ему этих двоих, он станет тебя слушать. Я пойду с тобой, скажу, что мы выследили их вместе, и как полномочный представитель Когорты дам ясно понять, что наш контакт при Неблагом Дворе – ты, и мы намерены работать только через тебя. Так ты сразу покажешься важнее.
– Значит, покажусь? – переспросил Обан.
Кьеран очень неэлегантно фыркнул.
– Я заставлю его осознать, как ты на самом деле важен, – ничтоже сумняшеся вывернулся Мануэль. – Отец поймет, сколько пользы можно извлечь из сотрудничества с тобой. Эти заложники – ключ к открытию беспрецедентных переговоров между нефилимами и Неблагим Двором. Когда каждый нефилим увидит, что вы сумели встретиться и установить взаимовыгодный мир, всем сразу станет ясно: ты и Гораций Диарборн – величайшие вожди в истории наших племен, способные заключить альянс, который оказался не по зубам нашим пращурам.
– Чего? – не сдержался Марк. – Да что ты несешь?
– А разве новой войной мы так не рискуем? – Обан нашел еще одну не совсем пустую бутылку. – Война была бы реально скверной идеей.
– Да не будет никакой войны, – устало, но все еще терпеливо сказал Мануэль. – Я же тебе уже говорил. О войне речь вообще не идет, – он бросил взгляд на пленников. – И, думается мне, Король хочет смерти Кьерана больше, чем ты думаешь.
– Потому что люди его любят, – капризным тоном сказал Обан. – Они хотят его сделать Королем. Потому что он добрый.
