– Доброта для короля – не достоинство, – продолжал увещевать Мануэль. – И ваш народ в этом убедится, когда Король повесит Кьерана на стене над башенными садами.
Марк дернулся назад и чуть не насадил себя на копье.
– Ах, ты…
– Доброта – может, и нет. Зато милосердие – определенно да, – вмешался Кьеран. – Ты не обязан этого делать, Обан. Мануэль не стоит твоих усилий, а его план – сплошная ложь.
– Ты утомительно предсказуем, младший сын, – вздохнул Обан.
Он уронил бутылку, и алая жидкость побежала из горлышка на пол, как кровь.
– Я хочу трон, и я получу трон, а Мануэль поможет мне его добыть. Остальное меня не волнует. Это все, что важно, – улыбка тронула уголки его губ. – В отличие от тебя, я гоняюсь не за любовью и призраками, а только за тем, что реально.
Помни, подумал Марк, помни: ничего из этого не реально…
Обан махнул рукой.
– Сковать их вместе, найти им лошадей. Ночью мы отбываем к Неблагому Двору.
Мануэль усмехался так, что это было не только видно, но и слышно.
Когда прибыла Друзилла, Барнабас уже сидел в голливудской кофейне «101» в отдельной кабинке в виде будки для автозагара и ковырялся в тарелке весьма аппетитных на вид уэвос ранчерос. На нем были черная ковбойская шляпа-стетсон и галстук-боло, затянутый так туго, что почти душил его, – впрочем, это не мешало Барнабасу быть крайне довольным собой.
Дрю поглядела на себя в зеркальную витрину кафе. Другая стена, из имитации необработанного камня, была увешана десятками фотографий в рамочках (видимо, члены семьи и друзья владельца), в углу стоял музыкальный автомат.
Снаружи было темно, и Дрю прекрасно видела себя в витрине: темные волосы гладко зачесаны наверх, серый деловой костюм, классические шпильки (стащила у Эммы из шкафа), из макияжа только красная помада (Кит сказал: чем меньше, тем лучше).
– Ты же не хочешь выглядеть, как клоун в цирке, – сказал он и выбросил ее «румяна рассыпчатые, насыщенный розовый» через плечо, словно гранату с выдернутой чекой.
Где-то в темноте прятались Кит и Тай, готовые прийти на помощь, если что-нибудь пойдет не так. От этого ей, честно говоря, было гораздо спокойнее. Непринужденно помахивая портфелем, она прошла через зал, уставленный кожаными диванчиками цвета сливочной помадки и слоновой кости, и втиснулась в будку к Барнабасу.
Его змеиные глаза быстро оглядели ее с ног до головы. Вблизи он выглядел не очень хорошо: чешуя тусклая, красные круги вокруг глаз.
– Ванесса Эшдаун?
– Собственной персоной, – Дрю поставила портфель на пол.
Изо рта Хейла высунулся раздвоенный язык.
– И немалой, должен заметить. Нет-нет, не волнуйтесь: мне нравятся женщины с хорошей фигурой. Вы, Охотники, обычно такие костлявые.
Меня сейчас стошнит, подумала Дрю, но вслух сказала:
– К делу, мистер Хейл.
– Ладно, – к большому ее облегчению раздвоенный язык исчез. – Итак, моя милая, у вас есть доказательства, что Гипатия Векс передает наши секреты Охотникам?
– Все здесь, – она подтолкнула портфель к нему.
Он взял его, отщелкнул замки и нахмурился.
– Но это же деньги.
– Именно, – она безмятежно улыбнулась ему, стараясь не оглядываться, ища глазами своих. – Это деньги, предназначенные для Гипатии в обмен на ваши секреты.
Он закатил глаза.
– Поймите меня правильно, обычно вид чемодана с деньгами меня радует. Но я надеялся получить, скажем, фото того, как Гипатия передает улики Блэкторнам.
– Почему Блэкторнам?
– Потому что все они мерзкие крысеныши, – пояснил Барнабас, откидываясь на спинку дивана. – Вам придется предоставить мне что-нибудь получше, моя дорогая Ванесса.
– Что ж, тогда получше посмотрите на деньги, – Дрю решила тянуть время. – Потому что это не обычные деньги.
Барнабас со скучающим видом взял пачку двадцаток. Дрю напряглась. Кит сказал, чтобы она разговорила Барнабаса… но вряд ли удастся отвлечь его пересказом сюжета «Кровавого дня рожденья»…
– Ничего особенного в этих деньгах нет, – начал Барнабас и осекся, когда дверь в кафе распахнулась и внутрь широким шагом вошла высокая темнокожая колдунья с бронзовыми волосами. Она была в блестящем брючном костюме, на шпильках высотой с башню. За ней следовали еще два Нижнемирских – мускулистый вервольф и бледная темноволосая вампирша.
– Дьявол! – выругался Барнабас. – Гипатия, что…
– Я слышала, Хейл, что ты сливаешь наши секреты Сумеречным охотникам, – перебила его она. – О, поглядите-ка: пойман на горячем, даже руку из сумки вынуть не успел…
Она подмигнула Дрю, зрачки у нее были в форме золотых звезд.
– Да как ты мог, Барнабас! – воскликнула вампирша. – Я думала, они врут!
Она принюхалась и посмотрела на Дрю.
– Ты что, правда покупала у него информацию? Ты вообще кто?
– Друзилла, – сказала Дрю. – Друзилла Блэкторн.
– Блэкторн?! – в ярости вскричал Хейл.
– И да, он точно торговал информацией, – подтвердила Дрю. – Например, он только что рассказал мне, как выкопал копию «Красных свитков магии» из-под будки Джонни Грача, как только тот отдал концы. И оставил ее себе.
– Это правда? – прорычал вервольф. – И после этого ты называешь себя главой Сумеречного базара?
– Ах, ты мелкая… – Барнабас кинулся через столик на Дрю, та пробкой вылетела из будки, в кого-то врезалась и ойкнула.
Подняв глаза она обнаружила Тая с мечом, направленным в грудь Барнабаса.
– Не трогай мою сестру, – сказал он.
– Вот именно! – поддержал его Кит из соседней будки. – Я правда забыл оружие… но у меня есть вилка, – он помахал ею. – Всё, тебе конец.
– Отвали, – высокомерно ответил Барнабас, но, судя по выражению лица, проигрыш свой он уже осознал.
Вервольф рывком поднял его и скрутил руки за спиной. Гипатия убрала деньги со стола и снова подмигнула звездным глазом Дрю и Таю.
– А теперь вам пора, Охотники. На этом ваша маленькая нижнемирская афера закончена. Передайте вашему новому Инквизитору, что мы не желаем иметь ничего общего ни с ним, ни с его лицемерными правилами. Мы будем ходить куда захотим и когда захотим.
Тай медленно опустил меч, Кит бросил вилку, и они втроем вышли из кафе. На улице Дрю вздохнула с облегчением. Ночь стояла теплая, луна висела высоко в небе, заливая светом Франклин-авеню. Дрю слегка потряхивало от возбуждения: она сделала это! Обвела вокруг пальца знаменитого колдуна! Обыграла взрослого противника! Да она реально крутая мошенница!
– Думаю, Гипатия за свои слова отвечает, – сказал Кит, заглядывая сквозь витрину в кафе: упирающегося Барнабаса вели к задней двери. – Что касается слов, которые нам велели передать Инквизитору, – это был не блеф, а официальное заявление.
