На публике все высокопоставленные представители якудзы применяют исключительно обтекаемые формулировки, не желая провоцировать ненужное кровопролитие. В мире якудзы Агата, которому сейчас под семьдесят, пережил многое: бунт против сурового отца, представителя среднего класса послевоенной Японии, срок за убийство, которого он не совершал, безжалостность, сделавшая его лидером банды «Синие драконы», действовавшей в окрестности вокзала Синдзуки, вербовка одним из агентов Сумийоси-кай, а затем организация рэкета в Кабуки-чо, одном из самых суровых мест в Токио с острейшей бандитской конкуренцией.
Сейчас мы сидим в уютной тесной комнатке, где едва помещаются три скрестивших ноги человека, и Агата-сан убеждает меня, что изменил свои методы: якудза теперь подчеркивает важность дипломатии, а насилие для нее – лишь последнее и всегда нежелательное средство. «Двадцатого числа каждого месяца мы проводим собрания со всеми семьями и объединениями Восточной Японии и решаем свои проблемы с помощью диалога, – продолжает он. – Сумийоси-кай не стремится к конфликту, но, конечно, если кто-то вторгнется на нашу территорию, у него будут проблемы…»
Не подлежит сомнению, что с тех пор, как в 80-х годах отгремели войны между Ямагучи и Ичива, а в начале 90-х лопнул «пузырь», уровень чинимого якудзой насилия резко пошел на спад. Ключ к эффективности защитного рэкета, как его осуществляет якудза, – это не столько реальное осуществление насилия, сколько такая мера, как угроза насилием. Чрезмерное насилие вредит бизнесу: оно навлекает на якудзу удары полиции, обструкции со стороны общества и прессы, а кроме того, чревато возмездием. А все это самым негативным образом скажется на основной цели существования якудзы – делать деньги.
На окраине Кабуки-чо, главного токийского квартала красных фонарей и игорных заведений, отмечается самая высокая в стране концентрация офисов якудзы. Агата, в качестве одного из самых важных боссов Токио, держит два офиса и чтит традиционную символику якудзы: он показывает мне роскошного дракона, вытатуированного у него на груди, и записанную на DVD церемонию его посвящения в заместители главы семьи (теоретически незаконную). Однако в наше время такие боссы якудзы, как Агата, в равной степени являются и традиционными гангстерами, и топ-менеджерами, у которых голова идет кругом от забот. Когда Агата говорит о кризисе с пополнением рядов якудзы, мы фантастическим образом переносимся в занудные реалии отдела кадров. «Как и все организации, мы сталкиваемся с проблемой, когда ищем молодежь для своих рядов», – говорит Агата, объясняя мне, как пресловутое старение японского населения сказывается на якудзе. В Японии сейчас отмечается самый низкий в мире уровень рождаемости, так что якудзе приходится конкурировать за кадры с легальными предприятиями. «В наши дни молодежи предлагают более привлекательные и прибыльные занятия, – продолжает он, – так что, как организация, мы стареем – честно говоря, у нас слишком много командиров и маловато солдат. Самый эффективный способ ответить на это – подчеркивать, что мы являемся семьей, а ведь это очень привлекает молодых ребят, которые проводят со своими семьями не так много времени. Это то, чего обществу не хватает». Самой главной головной болью Агаты, равно как и других менеджеров якудзы, последнее время является полиция – не из-за того, что она угрожает уничтожить ее семьи, а из-за пачинко, превратившихся в Японии в национальный вид спорта.
Возле офиса Агаты, сразу же за углом, стоит пятиэтажное здание пачинко. Посетив его, вы можете предаться веселью в совершенно другой Японии. На каждом этаже рядами стоят игровые автоматы для пачинко: ярко-синие, желтые, красные и зеленые; они шипят, трещат, звенят и переливаются трелями, а армия похожих на зомби людей обоих полов, всех классов и возрастов, скармливает игровым автоматам десятки, сотни и тысячи маленьких шариков. Большинство этих шариков (каждый стоит 2,5 иены) автоматы поглощают просто так, но некоторые шарики падают в особые отверстия. Тогда начинают вращаться ролики в центре машины, и если символы на них совпадут, когда ролики остановятся, машина выплачивает вам выигрыш шариками. Возле особенно удачливых игроков аккуратно расставлены корзинки с шариками, символизирующими выигрыши, – иногда на тысячи долларов. Безмерно вежливые молодые люди в кукольных униформах улыбаются и продают этим наркоманам шарики снова и снова, чтобы те могли скармливать их машинам и подпитывать свою привычку.
Трудно охватить умом подлинные масштабы этой индустрии и фанатизм ее приверженцев. Машины для пачинко заселили уже целые небоскребы, словно механические грибы, а у игроков появляется физическая зависимость, вынуждающая их играть часами кряду. Когда игрок набирает коробку драгоценных маленьких шариков, он может обменять их на товары: подарки-безделушки, куклы, сигареты и тому подобные вещи. Затем игрок вправе обменять их на деньги в особых киосках, которых из самого зала пачинко может быть и не видно. Этот странный ритуал пересчетов, который называется сантен хосики, появился из-за необходимости обойти японские законы, строжайше запрещающие азартные игры. Но хотя пачинко и есть азартная игра, она в высшей степени законна, а ее ежегодные обороты оцениваются в пределах 300 млрд долларов – это вдвое больше, чем у всей японской автомобильной промышленности, и примерно столько же, сколько у мирового рынка наркотиков!
Вплоть до принятия закона 1991 года якудза была не единственным претендентом на прибыли от пачинко: значительную часть этой индустрии традиционно контролировали корейские бизнесмены и их синдикаты, а китайские банды имели свою долю прибыли от киосков сантен хосики. Но после того, как закон вступил в силу, система сантен хосики стала подвергаться натиску полиции – нередко в бизнес стремились войти отставные полицейские, которых поддерживали их несущие службу коллеги. Так полиция, по бюрократическому повелению, реквизировала у якудзы ее главный легальный бизнес, чтобы использовать его к своей выгоде. Это весьма нетрадиционная стратегия борьбы с преступностью, однако она работает. Боссы якудзы, наподобие Агаты-сана, едва сдерживают негодование: «Они стремятся прибрать к рукам бизнес, который приносит громадные деньги, и вот мы ни с того ни с сего теряем эти огромные прибыли. Явились все эти отставные полицейские и принялись грабить наши банки, так что все наши деньги с черного рынка уходят теперь в их жирные пенсионные фонды!»
В квартале Кабуки-чо за внимание клиентов с волоокими проститутками и мальчиками для эскорт-услуг соревнуются щелкающие пастями черепахи и рыбы фугу (те самые, чьи внутренности смертельно ядовиты). В этом самом известном развлекательном районе Токио существует лишь четыре занятия: еда, выпивка, секс и пачинко. Время от времени тут случаются одно-два убийства.
Когда я прогуливаюсь по этому кварталу, жизнь здесь идет своим чередом. Никогда еще не было проще клиентам, пришедшим сюда за сексом, получить его, и нигде проститутки и сводни не оказывают свои услуги с таким бесстрастием.
Клиенту нужно просто зайти в маленькую комнатку. Там имеется только стоящий посередине столик с телефоном; на стенах комнатки – подсвеченные изображения женщин различных национальностей, которых предлагают различные заведения. Выбрав то, что ему по вкусу, клиент звонит по особому номеру, и вскоре угодливый гид ведет его к выбранной им фантазии. Японские мужчины очень любят женщин европейского типа, и это объясняет, почему 70 % японских виз, выданных за последние десять лет русским женщинам, были «развлекательными визами», как и то, почему Япония принимает больше насильственно перевозимых колумбиек, чем любая другая страна. Японок же иностранцам, скорее всего, не предложат, потому что тут уверены, что «у европейцев члены как у жеребцов и они сплошь больны». Однако похотливому любопытству мужчин с Запада в изобилии предложат китаянок, бирманок и других азиаток.
