Джош больше не приходит ко мне в комнату. Он не появляется в столовой и из-за наказания пропадает в школе до ужина, после которого ученики противоположного пола уже не могут оставаться в одной комнате. Ему теперь категорически нельзя нарушать правила, и он, очевидно, больше не рискует. Поэтому я живу в привычном для себя графике: хожу на занятия, делаю домашние задания и стараюсь игнорировать лишние мысли, а также прожигающие взгляды Курта.
В четверг, перед основами государственного права, Джош поворачивается ко мне, взмахнув ручкой:
– Итак, суббота. Мое наказание заканчивается в шесть часов вечера. И после этого я готов встретиться с тобой в любое время.
В Париже можно гулять круглосуточно. А в шесть вечера уж точно.
– Да! – Меня охватывает приятное волнение.
– Так как это ты пригласила меня, то выбор места за тобой, верно? – Он указывает на меня ручкой.
В горле у меня пересохло. Да что там пересохло, Сахара бы позавидовала моему горлу.
Джош засовывает ручку в рот и сразу же вытаскивает.
– И что бы ты ни предложила, – улыбается он, – я соглашусь. Ты определенно услышишь «да». Можешь даже не переживать.
Я в ответ вспыхиваю.
Остаток учебной недели проходит в прострации. Теперь я понимаю, как нелегко приходится парням. Большинство наших свиданий планировал и организовывал Себастьен. И оказалось, что это чертовски сложная работа. Курт напоминает мне о Nuit Blanche. Белой ночи. Ночи, в которую не до сна. В первую субботу каждого октября музеи и галереи работают вплоть до рассвета. Эта традиция, возникшая в Санкт-Петербурге, распространилась по всему миру. Прижилась она и здесь, в Париже. Я же считаю, что для ночного фестиваля нет города лучше, чем Париж.
Не я одна слежу за часами. Ровно в vingt et une heures
[19] – как только цифры на моем телефоне перескакивают с 20:59 на 21:00 – я слышу мгновенно узнаваемый звук – два тихих стука. Я нервно вздрагиваю. Вчера я сообщила Джошу время встречи, но не сказала, куда мы пойдем. Главным образом потому, что еще сама не знала.
Три года пустых мечтаний подходят к концу. Но что, если я ошиблась? Что, если это не то, чего я на самом деле хотела?
А что, если я стою на пороге великой любви?
Я открываю дверь.
Джош настолько сексуален, что аж колени подгибаются. Сегодня первая прохладная осенняя ночь, и он надел поразительно элегантное шерстяное пальто. Поднятый ворот говорит как о самоуверенности, так и о небрежности – таким и должен быть настоящий человек искусства. Я видела его в этом красивом пальто и раньше, но впервые он надел его для меня.
– Выглядишь потрясающе. – Слова срываются с его губ, не с моих.
Я надела платье с пышной юбкой, а волосы уложила аккуратными волнами. На моих губах красная помада. Маман как-то говорила, что если я захочу привлечь взгляды людей, то следует выбирать самый смелый, самый яркий цвет.
– Спасибо. Ты тоже. – Я закусываю нижнюю губу.
Джош прячет руки в карманы и нервно поднимает плечи.
У меня перехватывает дыхание, словно в воздухе недостаточно кислорода.
– Может, сходим в Центр Помпиду? У них проходит выставка одного странного финского фотографа. Говорят, он немного не в себе, но работы его мне кажутся интересными. Хотя, наверное, это глупо, и мы можем заняться чем-то другим, если хочешь…
– Нет, – прерывает меня Джошуа.
– Нет? – Кровь приливает к моим щекам.
– Я хотел сказать, что мы должны пойти на этого финна. Звучит круто, – уверенно заявляет Джош.
– Ох! – Я сглатываю застрявший в горле ком. – Ладно. Хорошо.
Следует долгая пауза.
– К сожалению, тебе придется выйти из комнаты.
Джош театрально отступает в сторону.
Я тоненько смеюсь, словно вдохнула гелия:
– Точно. Давненько я не ходила на них… То есть на свидания. Забыла, как надо себя вести.
Я закрываю за собой дверь, внутренне содрогаясь от унижения. Но не проходим мы и двух шагов, как моя дверь распахивается, словно коробочка, из которой выпрыгнул чертик.
Джош захлопывает ее одним ловким движением.
– Вот, черт! Мне очень жаль, что какой-то придурок сломал тебе замок, – улыбается он.
Я наконец-то расслабляюсь и смеюсь. А потом мой кавалер произносит лучшее, что мог бы сказать:
– Все нормально. Я тоже давненько не ходил на них.
Моя улыбка становится шире раза в три.
– Просто дай мне свою руку. – Джош улыбается в ответ.
– Ч-что? – удивляюсь я.
– Свою руку, – повторяет он. – Дай мне ее.
Я протягиваю ему подрагивающую правую руку. И – в этот момент сбываются сотни моих желаний сразу! – Джошуа Уассирштейн переплетает свои пальцы с моими. По моему телу моментально разливается волна энергии, которая несется прямо в сердце.
– Ну вот, – говорит он. – Я давно этого хотел.
Не так давно, как я.
Глава 9
Центр Помпиду – музей современного искусства, огромное здание, которое словно вывернули наизнанку.
Его коммуникации выставлены напоказ и окрашены в различные цвета: водопровод – зеленым, трубы отопления и вентиляции – синим, электропроводка – желтым, эскалаторы и лифты – красным. Эти дерзкие цвета бросают вызов благородной парижской сдержанности. И по какой-то причине эти безумные детали неодолимо притягивают меня к этому музею.
Я хотела прогуляться, ведь я так мало хожу в обычные дни – суши-ресторан прямо за углом, не говоря уже о «Домике на дереве», – но Джош бросил быстрый взгляд на мои туфли и повел меня к ближайшей стоянке такси. Да, я надела самые высокие каблуки, какие только у меня были. Однако Джош по-прежнему оставался выше меня на добрых пятнадцать сантиметров. Правда, теперь мне не придется так уж сильно тянуться, если он попытается меня поцеловать. А я надеюсь, что он попытается.
Вестибюль музея производит не менее сильное впечатление. Когда мы проходим мимо информационной стойки, Джош снова берет меня за руку. У нас потные ладони. Мы поднимаемся на переполненных эскалаторах все выше, и выше, и выше, вдоль стены из стали и стекла. Сверкающие улицы Парижа тянутся к горизонту. Мы обсуждаем все, что привлекает наше внимание, – людей, машины, соборы, даже Эйфелеву башню, – но не потому, что нам больше не о чем говорить, просто нас окутывает чувство, что нам много чего нужно сказать друг другу. Но с чего начать?
Мы переходим на другой эскалатор, чтобы подняться на пятый уровень, и я становлюсь на ступеньку выше, поворачиваясь лицом к Джошуа. Теперь наши глаза на одном уровне. Мы начинаем смеяться, хотя для этого не было никакого повода, и тут он внезапно берет меня за руки и подается вперед.
