Вот этот момент!
Джош медлит. А потом передумывает и отстраняется. Я наклоняюсь, подбадривая, как бы говоря ему, что это самый подходящий момент, его улыбка возвращается, наши глаза закрываются, его нос утыкается в мой и… бип!
Мы подпрыгиваем от неожиданности. Из его кармана снова раздается писк.
– Извини, – смущенно говорит Джош. – Извини.
Он отпускает мои руки и достает телефон, чтобы отключить звук. А потом вдруг неожиданно смеется.
– Что такое? – Все внутри меня трепещет.
– Он получил работу. – Мой любимый неверяще качает головой. – Он действительно устроился на работу.
Джош показывает мне экран телефона, с которого нам улыбается парень с взъерошенными волосами. Он поднял вверх указательный и средний пальцы – знак победы. Это лучший друг Джошуа, Этьен Сент-Клэр.
– Где Сент-Клэр сейчас учится? – Я улыбаюсь, несмотря на наш несостоявшийся поцелуй.
По неизвестным для меня причинам друга Джошуа чаще называют по фамилии.
– В Калифорнии. В Беркли. Он сказал, что устраивается на работу в кинотеатр, но я не поверил ему. – Джош снова качает головой, и мы переходим на последний эскалатор. – Он за всю свою жизнь ни дня не проработал.
– А ты? – интересуюсь я, потому что многие ученики из нашей школы совмещали занятия с работой.
Джош хмурится. Он стыдится своего ответа и признается:
– Нет.
– Я тоже, – вздыхаю я.
Нас обоих охватывает чувство вины за то, что мы родились в богатых семьях.
Джош снова смотрит на экран телефона. Я наклоняюсь и рассматриваю фотографию поближе.
– Уф. Это самая уродливая униформа на свете. Разве кто-то может выглядеть хорошо в бордовом полиэстере?
Джошуа улыбается.
Эскалатор заканчивается. Джош быстро печатает ответ, выключает звук на телефоне и убирает его в карман. Интересно, рассказал ли он Сент-Клэру о нашем свидании? Интересно, заслуживает ли эта новость внимания?
Мы направляемся к галереям, но наше внимание привлекает толпа, собравшаяся в ресторане на верхнем этаже. Столы убраны, и целая армия стройных моделей пробираются через толпу. На головах их красуются белые завитые парики, на губах – белая помада, на щеках вместо румян белые круги. Джош поворачивается ко мне и склоняет голову:
– Пойдем?
– Почему бы и нет, – заинтересовавшись происходящим, отвечаю я. – Мне кажется, там должно быть интересно.
Мы проскальзываем внутрь, и он подхватывает два бокала с проносимого мимо подноса. Уверена, мы самые молодые из собравшихся. А еще, похоже, это частная вечеринка. Из-за гула возбужденных голосов и странной, быстро сменяющейся музыки в зале необычайно шумно даже для Парижа.
– Как будто празднуют Новый год! – кричу я.
– Но не настоящий! – Джош наклоняется, чтобы прокричать мне в ответ. – Это как будто фильм какой-то, все такое ненастоящее! Я обычно встречаю Новый год в одиночестве в своей спальне, смотрю телевизор.
– Да! Именно! – соглашаюсь я.
Джош передает мне бокал и кивком указывает на гигантскую декоративную алюминиевую конструкцию. Мы ныряем под нее. Здесь немного тише, и я поднимаю бокал:
– За Новый год? Или новый учебный год?
Он театральным жестом прижимает руку к сердцу:
– Мне очень жаль, но я не стану пить за это.
– Ладно. – Я смеюсь. – Как насчет… комиксов? Или Жоанна Сфара?
– Предлагаю тост, – Джош с насмешливой серьезностью поднимает бокал, – за новые начинания.
– За новые начинания, – подхватываю я.
– И за Жоанна Сфара, – не унимается Джош.
– И за Жоанна Сфара. – Я снова смеюсь.
Раздается звон бокалов, и я замечаю, что Джошуа смотрит мне прямо в глаза, так, как принято у французов. Моя улыбка становится шире.
– Ха! Я так и знала, – восклицаю я.
– Что знала? – не понимает Джош.
– Ты смотрел мне в глаза, – поясняю я. – Мне всегда казалось, что ты притворяешься, будто не знаешь местных традиций. Но ты их знаешь, потому что слишком хорошо все подмечаешь.
С видом победителя я делаю глоток шампанского. Пузырьки щекочут кончик языка, и на моем лице расплывается такая довольная улыбка, что Джош не может сдержать смех.
Спасибо Франции за то, что алкоголь здесь можно пить с восемнадцати лет, а мы по местным меркам уже почти совершеннолетние. В Америке этот номер бы не прокатил.
– А вдруг я смотрел на тебя потому, что мне этого просто хотелось? – Джош удивлено приподнимает брови.
– Готова поспорить, ты и французский знаешь, – бросаюсь я в наступление. – Ты никогда не говоришь на нем в школе, но держу пари, у тебя с ним нет никаких проблем. Люди сколько угодно могут притворяться глуповатыми, но некоторые поступки выдают их.
Джошуа натужно кашляет. Кажется, пузырьки попали ему не в то горло.
– Притворяться глуповатыми? – отдышавшись, сипит он.
– Я права, верно? – не унимаюсь я. – Ты свободно говоришь на французском.
Джош качает головой:
– Не у всех из нас, знаешь ли, один из родителей француз.
– Но я готова поспорить, что ты прекрасно знаешь язык. – Меня не так-то просто сбить с толку.
– Может быть, да… А может быть, и нет. – Он снова улыбается.
– Тогда почему притворяешься, будто ничего не знаешь? – Я кручу в пальцах ножку бокала. – И будто тебе на все плевать?
– Мне на самом деле плевать. На многое, – уточняет он.
– Тогда зачем притворяешься глуповатым?
Он делает еще один приличный глоток шампанского.
– Знаешь, ты задаешь слишком сложные для первого свидания вопросы, – хитро щурится Джош.
Кошмарный румянец заливает мои лицо и шею.
– Извини, – бормочу я.
– Все нормально. Мне нравятся девушки, которые бросают мне вызов, – усмехается Джошуа.
– Я не хотела бросать тебе вы… – пытаюсь я объяснить свое поведение, но Джош прерывает меня:
– Все нормально, расслабься.
Я выгибаю бровь, и он смеется.
– Серьезно, – говорит он. – Мне нравятся умные девушки.
Мой румянец становится еще ярче, хотя, казалось, куда еще. Интересно, он знает, что я лучшая ученица в классе? Я никогда не говорю о занятиях, потому что не хочу, чтобы люди судили обо мне по школьным оценкам. А еще я знаю, что его бывшая девушка, Рашми, тоже умна. Она в прошлом году заняла по оценкам второе место.
Джош что-то еще говорит, но его слова тонут в резко усилившемся шуме из ресторана. Я качаю головой. Он снова пытается что-то сказать, но я все еще его не слышу, поэтому любимый берет меня за руку. Поставив пустые бокалы на проносимый мимо поднос, Джош ведет меня мимо разрозненных групп гуляк, а потом мы наконец-то вываливаемся в коридор, хватая ртом воздух и отчаянно хохоча.
