– А еще вон та пара в углу.
Разве мы здесь не одни?
Я осматриваюсь и замечаю в дальнем углу мужчину и женщину средних лет, которые вместе читают «Голос Гринвич-Виллидж»
[3]. Больше здесь никого нет, так что, пожалуй, я не окончательно потеряла связь с реальностью. Хотя со мной явно происходит что-то странное, потому что я поворачиваюсь к Джошу и храбро спрашиваю:
– Можно посмотреть?
О господи! Поверить не могу, что я это спросила. Мне всегда хотелось заглянуть в его альбомы и блокноты, всегда хотелось подержать один из них в руках. Джош – самый талантливый художник в нашей школе. Он многое умеет, но его настоящая страсть – комиксы. И я слышала, как он говорил, что рисует комикс о своей жизни.
Автобиография. Дневник. Какие секреты он хочет раскрыть? Мне нравятся наброски, которые Джош быстро рисует на полях тетрадей, картины, сохнущие в школьной студии, скетчи, которые он оставляет на дверях своих друзей. У него есть свой неповторимый стиль, мрачный, причудливый и изящный одновременно. При этом линии он всегда ведет чертовски аккуратно. Однако многие считают, что Джошуа слишком много выделывается, потому что он все время витает в облаках, прогуливает уроки и не выполняет домашние задания. Однако, когда я смотрю на его рисунки, я понимаю, как же ошибаются все эти люди.
Мне бы хотелось, чтобы он посмотрел на меня так, как смотрит на своих случайных моделей. Чтобы увидел, что скрывается за моей застенчивостью, так же как я разглядела что-то большее за его маской богатенького бездельника.
Щеки снова краснеют – на мгновение мне кажется, что Джош может прочитать мои мысли. Тем более что я понимаю – он внимательно рассматривает меня. Неужели он посчитал мой вопрос наглым? На его лице отражается беспокойство, и я хмурюсь. Джош кивком показывает на стол. Его блокнот уже лежит передо мной.
Я смеюсь. И он тоже, явно пытаясь скрыть замешательство.
Передо мной лежат его последние работы. Я потрясена. На одной странице я вижу лицо официанта, который со скучающим видом смотрит в сторону. Кажется, что даже серьги в его носу, бровях и ушах излучают скуку и раздражение. На другой странице Джош идеально изобразил пару средних лет – на лицах мужчины и женщины застыло хмурое выражение, они явно уже устали друг от друга.
Я очень осторожно прикасаюсь к чистому уголку блокнота, чтобы доказать себе: происходящее реально. Когда я наконец заговариваю, в моем голосе слышится благоговение:
– Они потрясающие. На других страницах тоже портреты?
Джош закрывает блокнот и придвигает его к себе. От частого использования корешок слегка потрескался, а обложку украшает синяя наклейка в форме Америки с двумя словами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ». Не знаю, что это значит, но мне нравится.
– Спасибо. – Он еще раз улыбается. – Дальше всякая ерунда, но да, в основном, портреты.
– А у тебя есть разрешение? – вдруг спрашиваю я.
Он хмурится:
– Разрешение на что?
– Ну, тебе не нужно разрешение всех этих людей, которых ты рисуешь?
– Разрешение на то, чтобы нарисовать портрет? – удивленно спрашивает он. Я киваю, и он продолжает: – Нет. Я же рисую для себя. Да и блокнот этот не самый лучший. Видишь? Страницы никак не вырвать.
– Ты часто рисуешь незнакомцев?
– Конечно. – Он указательным пальцем притягивает к себе за ручку чашку кофе. Я замечаю возле ногтя пятно от черных чернил. – Чтобы в чем-то преуспеть, надо много тренироваться.
– Хочешь потренироваться на мне? – вдруг спрашиваю я.
Щеки Джошуа розовеют, и в этот момент Эйб с грохотом ставит на стол две тарелки.
– Куриный бульон и чизкейк, – говорит официант. – Больше ничего нет.
– Merci
[4], – благодарю я.
– De nada
[5]. – Эйб закатывает глаза и уходит.
– Что не так с этим парнем? – спрашиваю я, осторожно откусывая чизкейк. – О господи, как вкусно… – тут же бормочу я с набитым ртом. – Хочешь кусочек?
– Мм… нет, спасибо. – Джош, похоже, смущен. – Кажется, ты проголодалась.
Да, я проголодалась, а потому жадно съедаю чизкейк до последней крошки.
– Так ты живешь неподалеку? – спрашивает он через какое-то время.
Я сглатываю:
– В паре минут ходьбы отсюда.
– Я тоже. Только мне идти минут десять…
Наверное, я выгляжу удивленной, потому что он продолжает:
– Знаю. Это странно, да?
– Это круто. – Я осторожно всасываю с ложки бульон – открывать рот широко по-прежнему больно. – О господи! И это очень вкусно.
Он еще с минуту молча наблюдает за мной.
– Так… ты говорила серьезно? Ты не против, если я нарисую тебя?
– Конечно, это будет здорово. – Я люблю тебя!!! – Что мне делать?
– Не нервничай. Просто продолжай есть.
– Ха! Ты нарисуешь меня во время еды. Жующую, словно лошадь… Нет. Словно свинья. Ведь правильнее в этом случае сказать свинья? Или все-таки лошадь?
Джош с улыбкой качает головой. Затем открывает блокнот на новой странице и поднимает голову. Наши взгляды встречаются. И я теряю дар речи.
У него удивительно ясные, лучистые светло-карие глаза.
Я добавляю это в мой внутренний список «Факты о Джошуа». Раньше мне его глаза казались то зелеными, то карими. Теперь я знаю почему.
Они ореховые. У Джошуа ореховые глаза.
Я погружаюсь в глубину его взгляда, меня окутывает приятное тепло. Скрип его ручки смешивается с пронзительными нотами фолк-музыки, льющейся из колонок. Эта комбинация отражает тоску, смятение, муку и любовь, царящие в моей душе. Снаружи вспыхивают молниями грозовые тучи. Дождь с ветром настолько гармонично дополняют мотив песни, что я невольно начинаю напевать. И тут голова ударяется об оконное стекло…
Я испуганно выпрямляюсь. Передо мной пустая тарелка и миска.
– Сколько я уже здесь сижу? – испуганно спрашиваю я.
– Достаточно долго. – Джош улыбается. – Лекарства помогли, да?
Я издаю слабый стон:
– Скажи, что у меня не текли слюни во сне.
– Никаких слюней. Ты выглядишь счастливой, – улыбается Джош.
– Это потому что я счастлива, – просто говорю я.
Потому что… так и есть. Я прикрываю глаза.
– Айла, – шепчет Джош. – Пора идти.
