Я поднимаю голову со стола. Когда я успела ее опустить?
– «Кисмет» закрывается, – продолжает он.
– Что такое «Кисмет»? – не понимаю я.
– Судьба, – отвечает он.
– Что? – Я по-настоящему растеряна и совсем не понимаю, о чем мы говорим.
– Это название кафе, в котором мы сидим, – терпеливо объясняет Джош.
– Ох! Хорошо.
Я выхожу за парнем на улицу, на город уже опустилась ночь. Дождь все еще идет. Капли воды большие и теплые. Я прикрываю голову руками, а Джош засовывает блокнот под футболку. Я мельком замечаю его живот. О господи! Как же я хочу к нему прикоснуться!
– Так бы и съела, – невольно вырывается у меня.
Он снова удивляется:
– Что?
– Мм… – бессвязно бормочу я.
Уголки его губ приподнимаются в улыбке. Мне так хочется поцеловать их!
– Ладно, чудачка. – Парень качает головой. – Куда идти?
– Куда идти до чего? – Похоже, я окончательно решила выставить себя круглой дурой.
– До твоего дома, конечно. – Джош спокоен и терпелив.
– Ты идешь ко мне в гости? – Я не могу скрыть восторг.
– Я провожу тебя домой. Уже поздно. И льет дождь.
– Ох, как мило с твоей стороны, – говорю я. – Ты милый.
На мокром асфальте отражаются вспышки желтого сигнала светофора. Я указываю путь, и мы бежим по Амстердам-авеню. Дождь льет все сильнее.
– Нам туда! – кричу я, и мы ныряем под строительные леса, тянущиеся вдоль дороги. Стук тяжелых дождевых капель об алюминиевые перекрытия напоминает звон автомата для игры в пинбол.
– Айла, подожди! – кричит Джош.
Но уже слишком поздно.
Зачастую строительные леса помогают укрыться от непогоды, но в местах соединения балок остаются просветы между помостами, куда стекает вся вода. Попав под такой водопад, промокаешь насквозь. Вот я и промокла. Насквозь. Волосы тут же облепляют лицо, сарафан – тело, а ноги хлюпают в сандалиях.
– Ха-ха! – натужно смеюсь я.
– Ты в порядке? – Джош ныряет под леса, уклоняется от водопада и оказывается рядом.
Я смеюсь все сильнее и сильнее. Хватаюсь за живот.
– Болит… рот… от смеха. Мой рот. Рот и живот. И рот…
Он тоже смеется, но как-то нервно. Я замечаю, как Джош резко переводит взгляд на мое лицо, и понимаю, что он смотрел на кое-что другое. Моя улыбка становится шире. Спасибо тебе, гроза!
Джош переступает с ноги на ногу, будто ему неудобно.
– Мы почти пришли, да?
Я показываю на ряд остроконечных крыш, высящихся над улицей.
– Второй дом отсюда. Тот, что с медно-зелеными окнами и черепичной крышей.
– Я как-то рисовал эти дома. – Глаза Джошуа расширяются от переполняющих его чувств. – Они прекрасны.
Наша квартира находится в одном из этих домов, выстроенных в конце девятнадцатого века во фламандском стиле. В городе не так много районов, похожих на наш, районов, где жители выращивают цветы на верандах, не боясь, что их сорвут прохожие.
– Маман они тоже нравятся. Ей нравятся красивые вещи. Она француженка. Вот почему я учусь в нашей школе.
Я умолкаю, когда Джош подводит меня к двери, вокруг которой, цепляясь за стену, ползут розовые розы. Мой дом. Он убирает руку с моей поясницы, и только тут я понимаю, что все это время он прикасался ко мне.
– Merci, – говорю я.
– Не за что.
– Спасибо, – повторяю я.
– Derien
[6], – не отстает он.
В воздухе витает тяжелый аромат омытых дождем роз. Под взглядом застывшего на дорожке, словно статуя, Джошуа я проскальзываю в двери. Его темные волосы намокли, как и мои. С носа стекает ручеек. Одной рукой парень прижимает к груди блокнот, спрятанный под мокрой футболкой.
– Спасибо, – снова говорю я.
Он повышает голос, чтобы я услышала его сквозь стеклянную дверь:
– Отдохни немного, чудачка. Сладких снов.
– Сладких… – повторяю я за ним. – Снов…
Глава 2
О господи, какого черта я творила вчера вечером?!!
Глава 3
– И все как в тумане. Не помню ни слова из нашего разговора. Но он, судя по всему, проводил меня домой, потому что понимал: я не в себе и точно попаду под колеса.
Курт Дональд Кобейн Бэйкон – мой лучший друг – продолжает пялиться в потолок.
– Так, значит, Джош заплатил за твою еду?
Какое-то время я раздумываю над этим заявлением, пока мы с Куртом лежим рядышком на моей кровати. Неосознанно я тянусь к его футболке и с силой сминаю ее полу.
– Перестань. – Его голос всегда звучит несколько грубовато, однако он никогда никого не хочет обидеть, и я это знаю.
Я убираю руку и тут же прижимаю ее к щеке – десна болит еще сильнее, чем вчера, и, похоже, еще больше опухла. Не выдержав, я издаю протяжный стон.
– Ты сказала, он разбудил тебя, а затем вы ушли из кафе, – говорит Курт. – А значит, он оплатил твой счет.
– Знаю. Знаю, – соглашаюсь я.
С этими словами я слезаю с кровати, хватаю сумочку, переворачиваю ее вверх дном и яростно трясу.
– Ты его не найдешь, – говорит Курт.
На ковер плюхается моя любимая книга в мягкой обложке. В ней рассказывается о трагедии, произошедшей с альпинистами при восхождении на Эверест. Вываливаются и катятся в разные стороны ручки, помады и четвертаки. За ними летят пустая упаковка из-под бумажных платочков, солнечные очки, смятый флаер из новой пекарни. Ничего. Я трясу сильнее. Все равно ничего. Проверяю кошелек, хотя уже знаю, что там точно нет чека из кафе.
– Я же говорил, – заключает Курт.
– Надо извиниться за то, что вела себя как лунатик. Надо вернуть ему деньги.
– Вернуть деньги кому? – раздается вдруг девичий голос.
Я резко поворачиваю голову и вижу младшую сестру, Хэтти, которая пристально разглядывает меня. Она, скрестив руки, прислонилась к дверному косяку и чуть согнулась, но все равно она выше меня. В прошлом году Хэтти не только обогнала меня в росте, но и превзошла меня в учебе.
– Я знаю, чем ты занималась прошлой ночью, – говорит она. – Знаю, что ты улизнула.
– Я не улизнула. Просто вышла прогуляться на несколько часов, – ворчливо отвечаю я.
– Но мама и папа этого не знают, – парирует Хэтти.
Я не отвечаю, и сестра улыбается. Она выглядит такой довольной, словно домашняя кошка, наевшаяся сметаны и улегшаяся под батарей. Сразу понятно – она ни о чем не расскажет родителям. По крайней мере, сразу. Обладая такой ценной информацией, сестра прибережет ее, чтобы использовать в своих целях. Хэтти поднимает с пола мой кошелек и бросает его в мою сумочку. А потом молча разворачивается и уходит.
