Джош смеется.
– А знаешь, что случается, когда рыжеволосые достигают переходного возраста? Ты становишься магнитом для похотливых взглядов. И месяца не проходило, чтобы кто-нибудь не сказал мне, что я, наверное, хороша в постели, потому что все рыжеволосые помешаны на сексе, или что я, должно быть, еще та сучка, потому что у всех рыжеволосых взрывной характер. Некоторые утверждали, что встречаются только с рыжеволосыми. А некоторые наоборот, что никогда не станут этого делать, потому что рыжие уродливы.
– Тебе такое говорили? – Джош явно был поражен моими словами. – Незнакомые люди?
– Как минимум десяток мужчин спрашивали, такого ли цвета у меня волосы «там». Многие называют морковной ботвой – спасибо, Англия
[30], – а некоторые верят, что рыжие приносят несчастье. А ты слышал, что французы говорят о рыжеволосых? Они считают, что мы пахнем поособенному.
– Как розы? – вворачивает Джош.
– И не стоит забывать о прочих гадостях. Солнечные ожоги, веснушки…
– Мне нравятся твои веснушки. – Джошуа стучит указательным пальцем по блокноту. – Знаешь, я планирую повесить эти рисунки в своей комнате.
Он это сделает?
Джош это сделал! На следующий день я нахожу эти рисунки сразу в нескольких местах – над его столом, возле кровати, на холодильнике. Вот я с листьями в волосах, прикрыла глаза от восторга. Вот со слегка обнаженной ключицей и подогнутыми ногами. А тут привлекает внимание мой открытый, но испуганным взгляд.
Я чувствую себя музой. И может, так оно и есть.
– Я все еще не могу поверить, – говорю я Курту однажды днем, когда мы сидим в «Домике на дереве», – что являюсь объектом, который привлекает его взгляд.
– Объектом, – повторяет Курт.
– Я не имею в виду вещь… – пускаюсь я в объяснения.
– Неправильно объектизировать людей. – Курт, как всегда, немного зануден.
– Ты прав, – быстро соглашаюсь я. – Я использовала неверное слово.
Легче согласиться, чем объяснять трудную для понимания и приводящую в замешательство правду. Когда Джош смотрит на меня… я не против.
Курт ласкает Жака. Чешет его подбородок, и серый кот мурлычет в ответ.
– Где ты его нашла? – Курт кивает на камень в форме сердца.
– Мм… возле арены Лютеции? – то ли отвечаю, то ли спрашиваю я.
– Так его нашел твой парень? – уточняет Курт.
– Мы нашли его вместе, – вздыхаю я.
– И вместе принесли сюда? – Курт всегда все хочет прояснить до конца.
Я замираю. А потом киваю.
Жак запрыгивает к Курту на колени, но он сгоняет кота.
– Мне нужно работать. – Он выдергивает из рюкзака учебник по химии, и вместе с ним вылетает нарисованная карта парижского метрополитена, которая легко ударяет меня по руке.
Я отдаю ее другу.
– Извини, что не сказала тебе, – тихо говорю я. – Мы иногда приходим сюда по вечерам.
– Мм… – мычит Курт.
Мы занимаемся до ужина, но на следующий день, когда я предлагаю отправиться в «Домик на дереве», Курт отказывается.
В воскресенье, придя в «Домик на дереве», Джош, к моему удивлению, достает три кисти и большую пластиковую банку с дорогой темно-зеленой темперной краской.
– Кисти мои, а краску я нашел, ни цента за нее не заплатил, – хвастает Джош.
– Где ты ее нашел?
На лице любимого появляется хитрое выражение.
– В классе рисования.
– Мошенник, – говорю я притворно строго, будучи не в силах сдержать улыбку. – Что будешь рисовать?
– Мне это нравится, – хмыкает он. – Ты спрашиваешь, не что я «хочу» нарисовать, а что «буду».
– Я доверяю тебе, если ты об этом. – Я достаю из чемодана вязаный плед. – Хотя не должна бы. Расхититель искусства.
– Большое спасибо, но я всего лишь стащил краску. Искусство полностью мое. – Джош помогает мне расстелить плед, а затем подворачивает его по периметру, чтобы осталось больше свободного места. – Мне нужно пространство, чтобы работать.
Я радостно пожимаю плечами. Сегодня солнечно, наверное, это последний теплый день в этом году, поэтому я наношу жирным слоем солнцезащитный крем. Затем скидываю босоножки и шевелю пальцами ног.
Джош нарочито внимательно изучает бетонную стену.
– Куда пойдем, когда станет холодно? – спрашивает он наконец.
– Я прихожу сюда до середины ноября. И знаешь, некоторые зимние дни не такие уж холодные. Но мы с Куртом обычно тусовались в общежитии, а иногда в библиотеке.
Джош смотрит на меня. Его взгляд такой сексуальный, что сердце пропускает удар.
– Но куда пойдем мы? – не отступает он.
– Неважно, – отвечаю я. – Главное, мы будем вместе.
– Я хочу показать тебе свои любимые картины, – предлагает Джошуа. – Например, автопортрет Ван Гога в д’Орсе. А еще мне всегда нравился Ван Дейк в Лувре, «Портрет Карла I на охоте». Даже не знаю, почему мне так нравится этот портрет. Может, ты мне скажешь.
Я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как солнце ласкает веки.
– Я бы хотела отвести тебя в ресторан в мечети, – предлагаю я. – Возьмем себе мятный чай и медовые десерты.
– Покатаемся на колесе обозрения на площади Согласия, – подхватывает Джош.
– А затем прогуляемся по Тюильри и выпьем vinchaud
[31], чтобы согреться.
– Пройдемся по блошиному рынку на Монмартре, – продолжает он. – Купим ржавые велосипеды и разбитые зеркала.
– Доедем на métro
[32]до самых дальних станций – просто чтобы увидеть, чем оканчивается каждая линия.
– Вот это я называю идеальными днями, – говорит Джош, стоя лицом к стене.
Я открываю глаза. Он опускает маленькую кисточку в краску и замирает. А затем… оживает.
Его замысел быстро становится понятен. Он рисует на внутренней стене ограждения крыши. Начинает с наброска, с контура, и по кругу заполняет все свободное пространство. Нетрудно догадаться, что это будет.
Я улыбаюсь и позволяю ему работать в тишине.
Джош берет кисть побольше и делает более выразительные мазки. На облезшей белой краске, покрывающей стену, появляются большие зеленые листья и толстые зеленые ветки. Я погружаюсь в книгу о поисках древнего, затерянного в лесах Амазонки города, изредка поднимая голову, чтобы понаблюдать за созданием дерева. Но когда Джош наносит очередные мазки, между листьями проступают неожиданные очертания. Любимый дорисовывает окружающую панораму. Здания невероятно реалистичны, но некоторые получились более округлыми, а некоторые более квадратными, чем они есть на самом деле.
