Я обхватываю его большой палец и сжимаю его.
– А что насчет тебя? В каком из мест ты чувствовала себя счастливой? – после непродолжительного молчания спрашивает Джош.
Мне приходится задуматься.
– Ну, как-то я ездила в «Дисней Уорлд»…
– У тебя были мышиные ушки? – смеется он. – Пожалуйста, скажи, что у тебя были мышиные ушки с вышитым на них именем.
– Нет. – Я пихаю Джошуа.
– Я обязательно нарисую тебя с мышиными ушками. Рассказывай дальше.
Я пихаю его сильнее, но потом все-таки начинаю рассказывать:
– Итак, Джен было десять, мне – семь, а Хэтти – четыре. Джен была очаровательным ребенком с длинными локонами. К тому же она всегда была чересчур ответственной. А Хэтти… это Хэтти. И именно они всегда привлекали всеобщее внимание, но в тот раз родители устроили мне завтрак с диснеевскими принцессами. Только для меня. Там была Белль, Белоснежка, Золушка, а Жасмин сказала, что у меня красивое платье, что я сама красивая, и это было так здорово. Мои родители… они знали… Знали, что мне это было нужно.
– Это, – говорит Джош, – моя новая любимая история.
– Я понимала, что это надо держать в секрете, но как только увидела своих сестер, тут же выпалила: «Принцесса Жасмин считает, что я красивее вас!» Хотя это и не правда, но именно такой я тогда себя ощущала. Мама хотела убить меня, а Хэтти закатила дикую истерику и не успокаивалась до конца поездки, но это не испортило мне настроения. Тогда был самый лучший день в моей жизни.
– Ты красивее своих сестер, – задумчиво произнес Джошуа. – Намного красивее.
– Это… самые романтичные слова, которые ты когда-либо мне говорил, – улыбаюсь я.
– Это правда. – Джошуа снова смеется в ответ.
До нас доносится птичья трель, а через некоторое время еще одна.
– Знаешь, – говорю я, – не могу вспомнить, когда я в последний раз оказывалась в таком месте, где бы ни было слышно дорожного движения.
– Ах, а ты, оказывается, человек природы. Просто раньше ты не говорила об этом.
– А ты человек природы? – В Джошуа мне интересно абсолютно все.
– Определенно, – соглашается он. – Знаешь, если ты поедешь со мной в Новую Англию, мы сможем позаниматься на свежем воздухе всем тем, о чем ты читаешь в книгах. Я имею в виду походы, скалолазание, рафтинг, любование звездами, разведение костров…
– Разведение костров? – Я улыбаюсь.
– Именно так. Костров. Во множественном числе.
Солнце опускается за деревья, и внезапно за спиной у Джошуа зажигается восхитительный золотистый свет. Оказывается, мой любимый выглядит идеально, даже когда он мокрый, потный и грязный. Я дотягиваюсь до губ Джошуа и целуемся, пока у меня не заканчивается воздух.
– Пойдем, – с придыханием говорю я.
Джош замирает.
А затем бросается к толстовке, чуть при этом не свалившись. Я собираю свои вещи, он берет меня за руку, и мы бежим по узкой тропинке. Мы смеемся, находясь на седьмом небе от счастья. Бежим, бежим, бежим, и чем дальше убегаем от нашего укромного уголка, тем больше людей нам встречается. Мы пробегаем через какую-то пещеру – идеальное место для поцелуев, особенно если учесть испанского гитариста, наигрывающего какую-то романтичную мелодию, – но одних поцелуев нам уже мало. Затем проносимся мимо творений Гауди, в том числе знаменитого фонтана в виде ящерицы, даже не удостоив их взглядом. Мы смотрим лишь друг на друга.
Усевшись в первое попавшееся такси, мы пытаемся отдышаться. Джош сообщает водителю адрес нашего отеля, и наши языки, ноги и руки тут же сплетаются, исследуют, касаются, пока мимо окон проносятся улицы Барселоны. Снедаемые чувством вины, мы платим огромные чаевые нашему бедному таксисту и вываливаемся на улицу.
Все то время, что нас регистрируют, Джош целует меня в шею. И я мало что запоминаю из происходящего. Администратор… лестница… коридор… Как только за нами захлопывается дверь номера, наши рюкзаки падают на пол. И хотя у нас впереди целая ночь, мы больше не можем ждать ни минуты.
Мы целуемся неистово. Я скидываю пальто, а Джош стягивает толстовку. Я снимаю его футболку, и мы падаем на кровать. Его грудь прижимается к моей. Я перекатываюсь наверх и, оседлав Джошуа, вижу, что он жаждет этого не меньше меня. Он поднимает мое платье до бедер, а потом стягивает через голову. Я отстраняюсь, задыхаясь.
– У тебя есть?.. – начинаю я, почему-то стесняясь закончить предложение.
– В рюкзаке, – выдыхает я.
Я наклоняюсь и тянусь к его рюкзаку на полу. Подтаскиваю его поближе. Презервативы лежат в переднем кармане. Достаю один, и Джош помогает мне выпрямиться. Он откровенно пялится на мое светло-розовое нижнее белье. Джош еще не видел меня полностью голой.
Я медленно расстегиваю лифчик, и он снимает его.
Джошуа кладет меня на спину, целует мою грудь, живот, проводит губами над самыми трусиками… А затем я чувствую, как последний клочок одежды скользит по бедрам вниз. Я расстегиваю его ремень, джинсы и стягиваю их одновременно с боксерами. Дыхание Джошуа становится поверхностным. Быстрым. А потом я снова меняю положение и опускаюсь на Джошуа, мы ахаем в унисон. Руки скользят по телу, движения становятся синхронными, а глаза выискивают малейший намек на любую эмоцию. Все нормально? А если вот так? А так?
Уже скоро… Быстрее…
Я хочу, чтобы он оказался ближе. Хочу, чтобы оказался глубже. Хочу его, хочу его, хочу… Глаза Джошуа закрываются, как и мои, и мы заканчиваем, как и начали, – вместе.
Глава 18
В комнате темно. Я лежу на животе Джошуа и слышу, как у него урчит в животе. Я выбираюсь из-под его руки и наклоняюсь к электронным часам. Почти два часа ночи. Джош чувствует, как я верчусь.
– Tapas
[41], – бормочет он. – Мы не поели tapas.
– Думаю, мы пропустили ужин, – улыбаюсь я.
– Ничего. – Он прижимает меня к груди. – Я слишком устал, чтобы вставать.
– Но нам придется вернуться, – возражаю я.
– Tapas и cerveza
[42]. А потом займемся любовью на алтаре Саграда-Фамилия.
Я отстраняюсь, но Джош тут же притягивает меня еще ближе. Я снова отстраняюсь.
– Сейчас вернусь, – говорю я. – Надо в ванную.
Сделав свои дела, я возвращаюсь за зубной щеткой и пастой. Джош идет следом, и мы чистим зубы, не переставая улыбаться друг другу. Поверить не могу, что взрослые делают это каждый день. И я не о сексе, хотя он был потрясающим, а о таких вот незначительных мелочах, вроде совместного умывания. Интересно, взрослые хоть понимают, как им повезло? Или забывают, что такие моменты и есть самое настоящее счастье? Но я не хочу об этом забывать.
