Скоро одержимость Курта пересилит необходимость следовать правилам. Но пока он вновь и вновь посещает открытую часть – катакомбы. В конце восемнадцатого века сюда свезли более шести миллионов тел умерших, и теперь за небольшую плату можно посмотреть на бесконечные груды костей. Некоторые из них отобраны по размеру или типу. Но большую часть, кажется, просто складывали без разбора.
В детстве я считала катакомбы пугающими. Когда чуть повзрослела, они стали вызывать любопытство. А теперь мне здесь… спокойно. Но, возможно, все дело в том, что здешние кости напоминают мне об одной татуировке. Я сажусь на складной стул, предназначенный для охранника, а Курт тщательно исследует все вокруг.
Мне кажется, что я идеально подхожу этому месту. Тихая и, бесспорно, мрачная атмосфера отражает мое душевное состояние. Мое наказание закончилось еще до Дня благодарения, все это время я старательно выполняла домашние задания, готовилась к экзаменам и ни разу не притронулась к приключенческим книгам. Только погружение в учебу отвлекает меня от молчания, воцарившегося между нами с Джошуа.
Как родители жили до появления сотовых? До Интернета? Когда привыкаешь все время находиться на связи, ее отсутствие сводит с ума. Мы пишем друг другу письма, но они идут так долго, что, когда мое письмо наконец-то доходит до Джошуа, он находится уже в другом городе: его семья постоянно путешествует между Нью-Йорком и Вашингтоном.
Кажется, сейчас он в Вашингтоне. По крайней мере, именно туда я отправила атеистический подарок на Хануку – коробку с его любимой французской едой. Если бы я могла поговорить с Джошуа, мне стало бы лучше. Я ношу его письма в сумочке, каждый день пью из пивной кружки и повесила его рисунки возле кровати, рядом с моей подвеской, которую он нарисовал в первую учебную неделю, и деревом в окружении голубей на Саграда-Фамилия (этот рисунок Джош отдал мне после того, как его исключили). Но на самом деле это никак не спасает меня от тоски.
И чем больше времени мы проводим врозь, тем дольше я раздумываю над окончанием «Парня из пансиона». Время, проведенное со мной, заняло у Джошуа всего восемь страниц. Директриса считает, что Джош лишь небольшая помеха на моем жизненном пути. Она ясно намекала, что я воспринимаю наши отношения серьезнее, чем он. Но это неправда. Джош тоже воспринимал их всерьез.
Но так ли это до сих пор?
У меня нет никаких поводов сомневаться в любимом, но чем больше времени мы проводим врозь, тем лучше я осознаю, что у наших отношений неустойчивый фундамент – его одиночество. Сколько времени пройдет, пока он не решит, что завести новую девушку проще, чем мучиться от одиночества? Ведь я была, если говорить честно, лишь удобным вариантом.
Джош – романтик. Ему нравится состояние влюбленности, и он жаждет любви, чтобы заполнить пустоту, вызванную постоянным отсутствием его родителей. Может, мы так быстро начали встречаться не потому, что идеально подходим друг другу, а потому, что с головой погрузились в эти отношения – он из-за своей ненасытной потребности любить, я из-за своей юношеской влюбленности. Неужели эти три года повлияли на мое восприятие реальности? И вообще, как хорошо я его знаю? С нашей последней встречи мне открылись такие его стороны, о существовании которых я даже не подозревала.
К тому же он так и не решил, где будет заканчивать старшую школу. Что, если я поступлю в Дартмутский колледж и перееду в Новую Англию, а его там не будет? Что мне там делать без него? И хотя у меня все еще нет планов на будущее, у него тоже теперь нет ничего конкретного. Его планы такие же хрупкие, как стена из костей.
Я сдаю промежуточные экзамены, не теряя надежды, что мои сомнения вызваны лишь долгой разлукой и встреча с Джошуа все исправит. Ночью перед последним учебным днем я с удивлением смотрю на телефон, на котором высвечивается номер миссис Уассирштейн.
Я отвечаю, молясь, чтобы это был Джош. Так и есть. Но меня тут же охватывает необъяснимое волнение, чуть ли не доводящее до истерики.
– Ты остаешься в Вашингтоне на зимние каникулы? – еле-еле удается выдавить мне.
– Нет, я звоню поделиться хорошими новостями. – Джош смеется. – В кои-то веки! Мы отправимся на рождественскую вечеринку в Метрополитен-музей. Вечерние наряды. Влиятельные люди. Наверное, там будет ужасно, но тебя пригласили мои родители, так что это хороший знак.
Это определенно хороший знак.
– И тебе придется надеть вычурное платье, а мне – хвастаться тобой, своей девушкой, – заявляет он, не давая мне ни секунды времени, чтобы прийти в себя. – Надеюсь, ты все еще хочешь, чтобы мир узнал о твоем существовании?
– Да! Да, пожалуйста!
Он снова смеется:
– Тогда это свидание.
Закончив разговор, я выхожу из комнаты прогуляться по коридору. Уже давно я не ощущала такой легкости. Джош смеялся… Мы пойдем на свидание… Его родители хотят пообщаться со мной…
Я резко останавливаюсь. Его родители хотят пообщаться со мной!
Нет. Нужно мыслить позитивно. Это правда хороший знак! Я проверяю почтовый ящик. К задней стенке притиснуты два конверта: один толстый, другой тонкий. С радостным предвкушением я достаю их и понимаю, что письма не от Джошуа.
Первое из Сорбонны, второе – из Колумбийского университета. В одном меня информируют о приеме, в другом – об отказе.
Глава 25
– Не могу решить, что красивее – твои волосы или твое платье. – Маман вздыхает. – Ты выглядишь идеально.
Мои локоны собраны и заколоты с одной стороны и теперь спадают по плечу, а темно-изумрудное платье, на покупку которого мы потратили весь вчерашний день, и правда сидит идеально. Моя бледная кожа сияет благодаря мерцающей пудре и естественному румянцу, возникшему от мысли о долгожданной встрече с любимым. Джош прилетел из Вашингтона всего три часа назад, и мы еще не виделись.
– Она как будто на выпускной собирается. – Джен улыбается, стоя у порога комнаты.
– «Выпускной» – это фильм ужасов, – говорит Хэтти.
К большому разочарованию таких девушек, как Санджита и Эмили, в АШП не устраивают танцы. Меня это особо не волновало, но, рассматривая сейчас себя в зеркале, я отчасти их понимаю, а затем кружусь и смеюсь в голос:
– Чувствую себя Золушкой.
– Золушка – блондинка, – говорит Хэтти. – Нет ни одной рыжеволосой принцессы.
– Бред собачий! – вскидывается Джен, и мама цыкает на нее. – А Эми Адамс в «Зачарованной»?
– Эй, а Ариэль? – говорю я. – Она же тоже принцесса.
– Она рыба, – парирует Хэтти.
– Айла! – грохочет снизу папин голос. – Твой кавалер здесь!
Как можно быть одновременно неприветливым и взволнованным? Не знаю, что больше нервирует: увидеть Джошуа впервые за два месяца, представить его родителям или тусоваться с его родителями? Хотя… Определенно последнее. От одной мысли, что снова предстоит общаться с миссис Уассирштейн, мне весь день кусок в горло не лез. По крайней мере, мои родители рады, что наконец познакомятся с Джошуа. А еще их впечатлило, что он ведет меня на такую престижную вечеринку.
