У меня розовеет лицо, происходящее кажется нереальным – родители Джошуа принимаются с упоением рассказывать обо мне и моих достижениях. Мне неловко от их похвалы, ведь, я уверена, на самом деле они так не считают. Им нет причин любить меня. Я для них пустое место. Незнакомка, которая увезла их сына в Испанию, чтобы заняться с ним сексом, а его, беднягу, потом исключили из старшей школы. Эти мысли настолько выбивают меня из колеи, что на все вопросы вместо меня отвечает Джош. Но как только я беру себя в руки, все прекращается, и он тянет меня прочь.
– Пойдем поищем что-нибудь перекусить, – сообщает наконец Джошуа родителям. – Рад был вас видеть, – кивает он судье и жмет его протянутую руку, а затем уводит меня.
– Было приятно с вами познакомиться, – наконец-то вспомнив о вежливости, выкрикиваю я.
По-моему, это единственные слова, сказанные мною родителям Джошуа за все время нашего знакомства. Наверное, они теперь считают, что Джош явно приврал о моих умственных способностях.
– Все прошло отлично, – облегченно вздыхает Джош.
– Серьезно? – Мне не верится в то, что он говорит.
Джошуа смотрит на меня:
– Мы пообщаемся с ними позже, вчетвером, после того как они выпьют еще по паре бокалов вина.
Это не ответ.
Мы с Джошуа быстро проходим мимо чопорных джентльменов и расфуфыренных дам, подходим к небольшому столику, где он берет тарелку с необычайно маленькой порцией закуски и уводит меня в сторону. Вначале мне кажется, что мы опять идем к мистеру и миссис Уассирштейн, но мы проходим мимо, Джош лишь салютует родителям своей добычей. Миссис Уассирштейн в ответ поднимает бокал. А затем мы ныряем в самую гущу толпы. Через несколько секунд я замечаю, что тарелка Джошуа исчезла.
– Простите… извините… – очаровательно улыбаясь, говорит Джош направо и налево.
Я старюсь не отставать.
– Эти каблуки… Они не созданы для ходьбы, – с загадочной улыбкой говорит Джош, и я понимаю, что он что-то задумал.
Мы проходим через соседние галереи – мимо витражей и скульптуры «Пьета», изящных фарфоровых ваз и грубой глиняной посуды, – пока не останавливаемся у закрытой двери.
Перед дверью сидит охранник.
Однако, завидев нас, охранник – мужчина средних лет в синей униформе – тут же теряет суровость и расплывается в неожиданно добродушной улыбке. Джош приветственно кивает головой. Охранник кивает в ответ, пропускает нас вперед и тут же закрывает за нами дверь.
Шум вечеринки сразу же затихает. Мы находимся в очень большом и очень темном зале. Когда мои глаза привыкают к полумраку, я понимаю, что со всех сторон нас окружают скульптуры. Мы пришли в крыло, посвященное американскому искусству, но благодаря прекрасным парным старинным светильникам, украшающим стены, кажется, будто мы снова оказались в одном из музейных залов Парижа. Интересно, это охранник включил для нас свет?
– Что это было? – шепчу я.
– Мы немного отдохнем от soirée
[51], – отвечает Джош, и голос его наконец-то звучит нормально.
Мой пульс ускоряется.
– Правда?
Он берет меня за руку так, как делал это в школе, спокойно, расслабленно, а затем ведет меня вдоль стены, освещенной приглушенным, теплым светом.
По помещению разносится эхо моих каблуков.
– Кто этот охранник? Откуда ты его знаешь? – Меня разрывает любопытство.
– Это Чак Нейделхорн. Мы с ним очень долго посещали одну художественную школу. – Джош замечает, что я хмурюсь, и улыбается: – Тебя смущает его возраст?
Я улыбаюсь: похоже, Джош начинает угадывать мои мысли.
– На самом деле это я был необычным студентом, – пускается Джошуа в объяснения. – Самым младшим среди них. Чак один из немногих, кто относился ко мне с уважением.
– Теперь он нравится мне больше, чем раньше, – счастливо улыбаюсь я.
Джош прижимается к моим губам.
– Сюда, – тянет он меня вперед, и я следую за ним.
– Я так понимаю, ты заранее спланировал эту… прогулку. С помощью Чака?
– В этом участвует еще несколько людей. Я все уже давно задумал, – хитро улыбается Джош. – Но лучше нам поторопиться, у нас всего двадцать минут… А, нет, теперь всего девятнадцать.
– Надеюсь, меня не арестуют за незаконное проникновение. Или за кражу ничем не примечательного, но, без сомнения, бесценного музейного экспоната, – смеюсь я.
– Только если нас поймают, – подмигивает мне Джош.
Я останавливаюсь.
Он тянет меня за руку:
– Идем, идем!
Мы пересекаем зал и выбегаем в коридор рядом с сувенирным магазином, и это больше напоминает прогулку по Барселоне – два страстно увлеченных друг другом и миром вокруг молодых человека несутся вперед, открывая свою собственную вселенную. Исследуя. Рискуя. Резкий поворот направо, и мы входим в громадный зал, погруженный во мрак, но я с легкостью узнаю это место. Любой, кто хоть раз бывал здесь, узнает его.
– Храм Дендур, – говорит Джош с такой интонацией, что мне сразу понятно – этот древнеегипетский храм из песчаника и есть то место, куда мы пробирались.
Я одновременно заинтригована и сбита с толку:
– А почему ты выбрал это место?
Джош пожимает плечами:
– Мне нравится отражение в бассейне. И мне захотелось побыть здесь с тобой вдвоем.
Это действительно самый лучший ответ, какой я только могла услышать.
Мы неторопливо и осторожно подходим к кромке бассейна. Его зеркальная поверхность идеально спокойна, пилоны древнего храма и огни большого города, чьи отблески проникают в зал сквозь огромное окно, отражаются в воде, и кажется, будто там, внизу, застыл в вечном безмолвии волшебный город. Мы садимся на ступени. Воздух прохладный, а от гранита и вовсе веет холодом. Джош снимает свой пиджак и накидывает его мне на плечи. Потом притягивает меня к себе за отвороты. Его губы очень теплые. Мы так быстро растворяемся друг в друге, словно только вчера вернулись из Испании. Не будь здесь тысячи камер, следящих за каждым нашим движением, уверена, мы бы занялись любовью. Но мы так истосковались друг по другу, что сейчас нам достаточно простых прикосновений. Мне, например, достаточно его сводящего с ума запаха. Достаточно просто прикасаться к его чувственным губам. Достаточно просто находиться рядом.
А затем… мы все равно ложимся. Джош тут же оказывается сверху. Мы прижимаемся друг к другу, наши руки и рты исследуют наши тела. Мы делаем все, кроме того, чем не можем заняться прямо сейчас. Спустя некоторое время, которое пронеслось как мгновение, но длилось словно вечность, Джош отстраняется, и мы поправляем одежду.
– Пока мы не ушли… – Он поднимает с пола свой пиджак и засовывает руку во внутренний карман. Затем достает небольшую продолговатую коробочку – и как я ее не почувствовала? – Joyeux Noël
[52].
