Джош остается дома. Он хочет, чтобы я страдала так же, как и он. И хотя это ужасно, я понимаю, что получила по заслугам. Спустя какое-то время Джош осознает, что совершил ошибку. Но с каждым новым днем ему все труднее набраться смелости и позвонить мне. Он боится, что после случившегося я брошу его навсегда.
А потом… его словно поглощает пустота.
Потом передо мной полностью черный разворот, за которым следует страница без рисунков, но с моими словами, выведенными красивым почерком Джошуа: «ПРОСТРАНСТВО… НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАЩИЕ МОМЕНТЫ… ВСЕ ОБДУМАТЬ… ПОНЯТЬ, ЧТО ВАЖНО…»
Далее следует серия почти идентичных рисунков, показывающих мучительное течение времени. А потом приходит озарение: самая обидная вещь, сказанная мной – Джош сам напрашивался на исключение, так как просто не мог признаться родителям, что совершил ошибку, переехав во Францию, – правда и оттого воспринимается так болезненно. Директриса и бывшая девушка годами твердили ему об этом, но он лишь отмахивался, пока не услышал эти слова от человека, который много значил для него. От меня!
Но злость на меня за то, что я усомнилась в его чувствах, все еще не прошла. Злость за то, что не позволяю ему любить меня. И Джош решает доказать мне свою любовь. Первым делом он признается родителям, что не должен был ехать в Париж, но очень хочет в Вермонт. И в этот раз ничего не испортит. Они готовы поверить ему, но их беспокоит его неспособность доводить все начатое до конца. А затем мистер и миссис Уассирштейн объявляют, что отправят сына в Вермонт, если он закончит проект, самый важный для него проект – графические мемуары.
Они понимают, что Джош рассказывает о своей личной жизни, а значит, и о них тоже, но все равно поддерживают сына.
Оказывается, мистер и миссис Уассирштейн готовы понять и поддержать сына… во многом.
Когда Джош приступает к работе, читать становится легче, и я все быстрее и быстрее перелистываю страницы. Он запирается в комнате, чтобы погрузиться в свой мир. Днем и ночью дорисовывает новые страницы и правит старые. Выделяет значимые события. Его решимость достойна восхищения, Джош часами тщательно просматривает все рисунки, внося изменения и игнорируя возобновившиеся стреляющие боли в правой руке.
В один из выходных он записывается на итоговый экзамен и успешно его сдает. А затем звонит Сент-Клэру, узнает о предстоящей помолвке и поездке, после чего отмечает эту дату в календаре. И подписывает рядом: «Айла».
Миссис Уассирштейн, узнав о планах сына, с легким сердцем отпускает его в путешествие.
Мое сердце пускается вскачь. На следующих страницах лишь карандашные наброски. Джош упорно трудится весь январь, а потом и половину февраля. Его снова терзают сомнения. И он уже решает отменить поездку, но тут получает посылку от Хэтти, которая ошеломляет его, радует и придает смелости. Он летит через Атлантику. Встречается со своими друзьями и ведет их на ужин в «Пицца Пеллино», где, как он знает, будем мы с Куртом. Как обычно, по воскресеньям.
Оставшиеся страницы отражают не прошлое Джошуа, а то, на что он надеется в будущем.
И теперь это небольшие эскизы. Вот мы с Куртом ужинаем в ресторане, куда заходят Джош с друзьями – Сент-Клэром, Анной и Мередит, – и они присоединяются к нам. Разговор за столом очень похож на тот, что велся сегодня, только Джош не молчит. Он говорит, как ему было важно, чтобы я познакомилась с его друзьями, потому что именно они много для него значат, а вовсе не те напыщенные богачи с рождественской вечеринки. И ему хочется, чтобы его друзья стали моими друзьями.
Затем он спрашивает о Дартмуте, и я говорю, что меня приняли. «Я знал, что так и будет», – шепчет он. Когда Сент-Клэр делает предложение Анне, мы, охваченные волнением, с надеждой смотрим друг на друга. Попрощавшись со всеми, мы идем к моему общежитию, где он передает мне копию мемуаров. И просит позвонить, когда я прочитаю.
У меня перехватывает дыхание, и я трясущейся рукой переворачиваю страницу…
И смотрю на себя. Я читаю мемуары в свете лампы. А когда дочитываю, звоню, и Джош говорит, что стоит под моим окном. Его руки спрятаны в карманы, а тело сотрясает дрожь от февральского холода.
Нарисованная Айла выбегает на улицу, и Джош тут же сжимает ее в объятиях.
«Я люблю тебя, – говорит он. – И сделаю все, чтобы быть с тобой».
«Я люблю тебя, – говорит нарисованная Айла. – Я дождусь тебя».
Дождусь, пока он закончит мемуары, пока поступит в колледж. Дождусь нашей встречи летом. И он отвечает мне, что никогда больше меня не отпустит.
* * *
Когда я переворачиваю последнюю страницу, на часах два часа ночи. Глаза застилают слезы, а сердце колотится так громко, что я не слышу собственных мыслей. Я поднимаюсь с кровати, отдергиваю занавеску и выглядываю в окно.
Он там.
Я отбрасываю занавеску, но она опускается обратно. Затем снова поднимаю ее и выглядываю. Джош все еще там. Стоит, вжав голову в плечи, и дрожит. На улице валит снег, заметая Джошуа, словно он какой-нибудь пожарный гидрант, велосипед или дерево. Любимый не видит меня. Я натягиваю ботинки, хватаю ключи и несусь по коридору. Видимо, меня слышно за километр, потому что, когда я распахиваю дверь, Джош уже ждет меня.
– Ты забыла позвонить, – стуча зубами, еле-еле выговаривает он.
Я раскидываю руки. Он притягивает меня к себе, и я целую его холодные губы, с привкусом соленых слез – возможно, его и уж точно моих.
– Я тоже люблю тебя, Джошуа Уассирштейн. И конечно же я дождусь тебя.
Глава 33
– Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – шепотом говорит он.
Я как можно аккуратнее и тише закрываю дверь в свою комнату.
– Я не на испытательном сроке, а ты уже исключен, – шепчу я. – Что плохого может случиться?
– Не знаю. – Джош искренне волнуется. – А вдруг об этом напишут в твоем личном деле и ты не поступишь в Дартмутский колледж?
– Родители уже оплатили первый взнос. – Я улыбаюсь.
От этого известия у Джошуа подгибаются колени. Я помогаю ему усесться на край кровати.
– Ты имеешь в виду?.. – говорит он. – Ты?..
– Я буду учиться в Дартмутском колледже.
Джош опускает голову на руки. Его тело сотрясает дрожь. Я сажусь рядом и кладу голову ему на плечо. И радуюсь, что снова могу это сделать. Он смотрит на меня, и его глаза блестят от слез.
– Извини меня. Просто я… слишком ошеломлен.
– Я тоже, – признаюсь я.
– Я люблю тебя. И всегда любил, Айла, – признается Джош, и его голос дрожит от каким-то чудом сдерживаемых эмоций.
– Знаю, – говорю я, затем беру его замерзшие руки в свои и растираю их, чтобы согреть. – Прости, что не верила тебе. Я так сильно сомневалась в себе, что начала сомневаться и в тебе. Но не ты был причиной этих сомнений. Ты никогда не давал мне повода. Мне стоило доверять тебе, но я не делала этого, потому что не доверяла себе.
