— Джальдор ар'текста!
Орк вскинул глаза на Айзана.
— Вам настолько не понравилось вино?!
Мошенник едва сумел выдавить вымученную улыбку:
— Нет-нет, это я так свои мысли высказываю…
Второе правило мошенника — не ругаться при посторонних, не показывать свои чувства. Юноша хмыкнул. Что-то за последнее время он слишком уж много правил нарушил. Да как тут можно сдержаться, когда тебя заставляют рыться в чужом грязном белье?!
— Сколько с меня? — поинтересовался он, развязывая кошелек, оставленный главой гильдии.
Орк улыбнулся:
— С сегодняшнего дня все в этом заведении для вас — за счет Алрондской гильдии воров…
— Джальдорэ ар'текста ил'кхарда, — мрачно подвел Айзан итог «сегодняшнего дня»…
Минут через пять мошенник наконец загнал злость подальше (ну и вино чуть-чуть помогло) и, отставив недопитый стакан, задумался, что же делать дальше. Вариант с попыткой побега из города отпадал сразу — слишком уж недвусмысленно ему намекнули, что может последовать за этим. Какие еще есть варианты? Начхать на «любезное предложение» дона Герада и вернуть ему деньги… Тем более что плата за эту работу не предполагается. Вся сотня — на расходы. Пожалуй, так и стоит поступить…
Внезапно внимание юноши привлек едва слышный гитарный перебор. Он оглянулся. За дальним столиком сидел, медленно дергая струны, менестрель. Айзан встал и направился к нему. Музыкант тихо запел:
Гитара поет негромко,
Струны души теребя,
О том, как одна незнакомка
Влюбила его в себя…
Она была знатною дамой,
В портшезе плыла над землей…
А у него — лишь гитара
И ни гроша за душой…
Она на балах кружится,
А он, как последний дурак,
Может лишь с горя напиться,
Погибнув в зеленых глазах.
В глазах же ее лишь скука.
Что ж, менестрель, играй,
Гони прочь печаль-старуху,
О плате не забывай.
Две-три монетки медных —
Плата за весь концерт,
За песни его и куплеты.
Медленно гаснет свет…
Мошенник дослушал песню до конца и медленно опустился на свободный стул:
— Привет, Найрид. Неплохая песня…
Менестрель вскинул голову и, отставив гитару, улыбнулся:
— А, привет, Айзан! Может, и неплохая. Да только еще недоделанная. Сгладить шероховатости, убрать длинноты, добавить несколько проигрышей — и будет конфетка…
Некоторое время юноша молча смотрел на него, а потом тихо поинтересовался:
— И кто она?
На мгновение на лице Найрида мелькнуло смущение, но потом он удивленно уставился на Айзана:
— О чем ты говоришь?!
— Не о чем, а о ком, — мягко поправил его шулер. — Кто та девушка, о которой ты пел?
Певец вымученно рассмеялся:
— Да о чем ты говоришь?! Какая девушка, это не более чем художественный вымысел! Нет, конечно, у меня есть правдивые песни, ну там… о взятии ограми крепости Тхаджьер, о Ночи Алого Платка… Но эта — вымысел!
— Вымысел? — хмыкнул мошенник. — Да о твоем стиле «что вижу, то и пою» уже легенды по Алронду ходят!
— Врешь! — обиженно скривился менестрель. — Расскажи хоть одну.
Айзан задумался. Конечно, насчет легенд он преувеличил, но определенная доля правды в его словах была… Наконец он вспомнил старую шутку.
— Ну слушай, — медленно начал шулер. — Плывет по речке Даяре великий бард и менестрель Найрид… — Тот приосанился. — Плывет, значит, и поет: «Какой чудесный день, Мне петь совсем не лень!» Тут Даяра поворот делает… «И жить все интересней!» Смотрит, а на берегу гоблины — пленника пытают. «Испортили гоблины песню…»
Некоторое время Найрид переваривал услышанное, а потом взорвался от возмущения:
— Ложь! Наглая ложь! Да я никогда не писал подобной бездарщины! Тут же полностью сбиты рифмы! А мелодия?! Более ужасной я не слышал с рождения!.. И, между прочим, Даяра не протекает по гоблинским землям!
Мошенник пожал плечами:
— Не нравится Даяра, могу назвать любую другую. Кнас, Рилт, Фестиа… Благо рек в Гьерте хватает… А впрочем, не хочешь рассказывать об этой девушке, не рассказывай…
Менестрель взял со стола кувшин с вином, принесенный разносчицей, неспешно наполнил два бокала и, осторожно отхлебнув золотистого напитка, скривился:
— Боги, какая кислятина… Да я сам ничего насчет нее не знаю. Увидел несколько дней назад — и лицо ее до сих пор перед глазами стоит… А, ладно, — неожиданно резко оборвал менестрель свою речь. — Расскажи лучше, что это ты такой смурной?
— Эльфы достали, — тихо бросил мошенник, покосившись на горного эльфа, по-прежнему одиноко сидевшего в углу залы. — Чтоб им ни дна ни покрышки!
Менестрель выпрямился с видом оскорбленного достоинства:
— Но-но! Айзан, подбирай выражения! Хотя бы из уважения ко мне!
Юноша как раз пробовал вино — и правда, кислятина! — и, поперхнувшись от неожиданности, закашлялся:
— А ты-то здесь при чем?!
— В конце концов, я наполовину эльф!
— Ты?!
Мошенник уставился на Найрида выпучив глаза. Он — и вдруг эльф?! Быть этого не может! Сейчас менестрель выглядел лет на тридцать пять-сорок. Обычный человек, безо всякой примеси эльфийской крови! Нет ни той хрупкости, ни изящества, ни красоты, которые присущи эльфам, полукровкам и даже квартеронам… Конечно, после того, как более десяти веков назад жители Островной империи (правда, сама империя тогда еще не существовала как единое государство) вырезали практически всю человеческую расу, говорить о чистокровных людях смешно! В каждом есть примесь чьей-либо крови…
Но мошенник скорее был готов поверить в то, что кто-то из родителей Найрида был орком или троллем, чем в то, что он — полуэльф…
— Ну я… — пожал плечами бард.
— Врешь!
— Айзан, ты идиот, — протянул Найрид.
— Спасибо! — недовольно буркнул шулер.
— Да я не в том смысле! Смотри, я полуэльф, но я ведь не говорю, что я — получеловек!
— А кто? — скептически поинтересовался Айзан.
— Полуорк…
— Ты серьезно? — только и смог выдавить мошенник.
— Совершенно, — кивнул менестрель, заботливо поправляя угрожающе накренившуюся гитару. — Я полуэльф, полуорк. Сейчас мне сто двадцать четыре года.
Собеседник задумчиво потер подбородок. Итак, что получается? Около одиннадцати веков назад эльфы были самой долгоживущей расой. Люди же, орки, тролли жили лет пятьдесят-шестьдесят. С развитием магии жизнь удлинилась до восьмидесяти-девяноста лет. Ну до ста — у магов.
