Надеясь растрогать девушку, Мари даже прослезилась, и этот трюк возымел действие: Дарья Павловна растерялась.
– Я слышала, жалованье актёров вовсе невелико, – уже менее уверено возразила mademoiselle Томилина.
– Это у русских актёров, – почувствовав слабину в голосе Дашеньки, утёрла слёзы Мари. – Нашей труппе из государственной казны выделяют денег в три раза больше, чем русским театрам, – сообщила она мало афишируемый факт. – А ещё нас частенько приглашают на частные концерты и бенефисы. Поверь, это уже совсем другие деньги. Попоёшь полчасика, ну час, а заработаешь, словно полгода у мадам Буланже трудилась, – убеждала актриса.
– Нет, – ещё пыталась сопротивляться девушка. – Я напрочь загублю свою репутацию.
– О чём ты, Дашенька? Ты же будешь выступать под псевдонимом, никто не свяжет француженку Дениз с mademoiselle Томилиной, – заверяла Мари. – Тем более на сцене актёры выступают в гриме и в париках. И стоит переступить за порог театра, ты уже другой человек.
Дашенька ещё некоторое время сомневалась и сопротивлялась, но, в конце концов, сдалась. Мадам Новицкая радостно стиснула бывшую компаньонку в объятиях и, расцеловав в обе щеки, пообещала на следующий день за ней заехать.
Господин Кошелев придирчиво осмотрел протеже Мари и, сурово хмурясь, провёл на сцену.
– Нусс, давайте вас послушаем, – состроил он недоверчивую гримасу. – Мадам Новицкая уверяла, будто у вас восхитительный голос, – покосился он на сидящую рядом Мари. – Прошу вас, начинайте. Партию Розины, раз уж вы решили заменить мадмуазель Катуш.
Дашенька запела…
Господин Кошелев сначала удивлённо вскинул брови, затем, довольно улыбаясь, откинулся на спинку кресла, а дослушав арию, захлопал в ладоши.
– Великолепно, мадмуазель Дениз. Я беру вас в труппу.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Мари, но тут же, строго взглянув на антрепренёра, не преминула уточнить: – Мадмуазель Дениз предоставят мою гримёрку, и платить вы ей будете так же, как мне.
Трофим Акимович на секунду задумался и согласился.
– Но у меня одно условие! – вдруг воскликнула Дашенька, и господин Кошелев насторожился. – Никто не должен знать моего настоящего имени. Даже артисты труппы, – заявила девушка, и Кошелев лишь пожал плечами. Такое условие mademoiselle его нисколько не смущало, а Дашенька вновь требовательно проговорила: – И ещё. Никаких поклонников. Хоть урядника у дверей гримёрки ставьте, но чтобы ко мне никто не заходил. В театральных пирушках и встречах с меценатами я тоже участвовать не буду, – твёрдо изрекла она, и антрепренёр озадаченно захлопал глазами.
– Душечка! Но как же?! Господа вкладывают в наш театр огромные средства. Многие актёры имеют возможность заработать, как раз благодаря покровителям. Такое поведение с вашей стороны могут счесть за неуважение или, того хуже, посчитают его оскорбительным.
– Никакой покровитель мне не нужен, – безапелляционно заявила Дашенька и гордо вскинула головку. – И меня мало заботит, что на этот счёт скажут господа. Я не собираюсь становится игрушкой богатых греховодников. Полагаю, Трофим Акимович, вы сумете найти слова для извинений. Например, что это условие контракта, – предложила она и задала закономерный вопрос: – Иначе как я смогу сохранить инкогнито, если меня будут знать в лицо?
Господин Кошелев недовольно нахмурился, но, быстро отыскав положительные стороны в капризе девицы, сменил гнев на милость. Лишь увидев девушку, Трофим Акимович сразу отметил её красоту и с сожалением подумал: «И эта птичка недолго пропоёт в моем театре. На такую прелестницу быстро найдётся охотник, который пожелает запереть её в личную золотую клетку». Но теперь ушлый антрепренёр даже обрадовался. «Раз мадмуазель сама не хочет ни с кем знакомиться, глядишь, и протянем сезон до конца? – мысленно хмыкнул он. – А там видно будет… К тому же, налёт таинственности ещё больше подогреет интерес как к самой актрисе, так и к спектаклю и ко всему театру», – рассудил Трофим Акимович и, больше не возражая выдвинутым условиям, поспешил подготовить контракт.
Уладив дела, мадам Новицкая, пожелав лично познакомить Дашеньку с труппой, повела новенькую актрису по театру. Встречая людей, Мари представляла каждого, украдкой давая краткие характеристики старым знакомым.
– Габриель Вилар. Баритон. Страшный бабник, будь с ним осторожней, – показала она на жгучего брюнета с орлиным носом. – Надеюсь, ты не захочешь стать любовницей нищего актёра? – улыбнулась Мари, и Дашенька только возмущённо дёрнула плечиком: её совсем не впечатлил колоритный француз. – Ален Бошар. Тенор. Сам ищет вдовушек побогаче, – сообщила бывшая певичка, показывая на смазливого блондина. – А вот месье Годар, просто замечательный: и бас, и мужчина. Примерный семьянин и добрейшей души человек, – представила она пожилого господина. – Жози, – показала мадам Новицкая на миловидную девушку, – танцует в подтанцовке, ветрена, но мила. А вон там мадам Камбер. Наш костюмер. Чудесная женщина, из простой дерюги умудряется сделать шедевр.
Под дружеским надзором Мари Дашенька обошла весь театр. Честно говоря, ей понравилось царство Мельпомены. Недоступные глазу зрителей галереи и гримёрки, сама сцена со множеством тросов и механизмов, живописные декорации, оркестровая яма и сам великолепный зал – всё словно пришло из другого сказочного мира и кружило голову. Атмосфера владений прекрасных Муз дышала таинственным волшебством и особым актёрским братством. Даже запах кулис – и тот казался необыкновенным. Сердце девушки взволновано задрожало, перед ней открывался необыкновенный, неизведанный мир, и уже со следующего дня mademoiselle Томилина приступила к репетициям.
Новую актёрку приняли на удивление хорошо и дружелюбно, никто не заподозрил в милой девушке русскую дворянку. Дашенька быстро влилась в коллектив, и у мадмуазель Дениз началась другая, новая жизнь…
Глава 10
Осень вновь вернулась на российские просторы, традиционно раскрасив листву золотом и багрянцем. Заспанное солнце лениво одаривало жителей Петербурга последними тёплыми деньками, но его отражение, поблёскивая в свинцовых водах залива, только ещё больше подчёркивало холодную глубину Невы. Торопясь покинуть родные края, птицы, тревожно переговариваясь, собирались в стаи, а ветер, играя тучами в городки, всё чаще забирался в трубы, напевая там заунывные песни. Деревья, небрежно скидывая красочные одежды, тихо нашёптывали о приближении зимы, и прощальное приветствие природы дышало задумчивой печалью.
Но осеннее уныние не передавалось самой российской столице. Наоборот, чем ближе подбирались холода, тем улицы Петербурга всё больше наполнялись оживлённым гомоном. Господа спешил добраться до зимних квартир и в преддверии праздника аристократической жизни ждали нового светского сезона.
Расслабляться труппе Михайловского не приходилось: репетиции шли полным ходом. На премьеру ожидали прибытия самого Императора, и от того, насколько государю понравится спектакль, во многом зависело и материальное благополучие всего театра. Готовясь к предстоящему сезону, все страшно волновались, но больше всех тревожились господин Кошелев и, конечно, Дашенька. Впервые в жизни выйти на большую сцену, да ещё сразу предстать перед очами Его Величества – тут и профессиональный актёр начнёт дрожать, а о девушке, выступавшей ранее лишь в домашних постановках, и говорить нечего.
