За скромным завтраком они болтали о пустяках. Комната успела наполниться теплом печи, и было так хорошо и уютно в этом скромном жилище, что Шелестову совсем не хотелось уходить, но, взглянув на часы, он вздохнул.
– Мне пора. Необходимо появиться на службе.
– И мне нужно собираться на репетицию, – согласилась Дашенька.
Поблагодарив за чай, Сергей направился в прихожую, но вдруг вернулся и, вытащив бумажник, положил несколько купюр на стол.
– Вот возьми. Купишь себе, что приглянется.
Девушка изменилась в лице.
– Уберите, Ваше Сиятельство, – холодно взглянула она.
– Дашенька, что с тобой? – растерялся Шелестов. – Я же знаю, у тебя затруднения с деньгами. Я просто хочу помочь.
– Уберите! Это оскорбительно! Вы расплачиваетесь со мной словно… – Дашенька осеклась и, захваченная горькой обидой, отвернулась.
Догадавшись, какое слово хотела она произнести, Сергей в замешательстве замер, и в его груди что-то дрогнуло. Уверено шагнув к девушке, он захватил её в объятия и взглянул в глаза:
– Ну, что ты себе такое придумала? – тихо проговорил он. – Я хочу заботиться о тебе… Оберегать… Мне это ничего не стоит.
– Нет, Сергей Дмитриевич. Не надо, – упрямо покачала головой Дашенька.
– Ну, вот… А совсем недавно называла меня Серёжей, – погладил он её по лицу. – Глупенькая моя. Ну, что мне с тобой делать? С такой гордой? – прошептал Шелестов и вновь прикоснулся к губам.
– Иди, Серёжа…Тебе пора, – мягко высвободившись из объятий, вздохнула она.
– И ты будешь меня ждать? – князь с надеждой заглянул в её глаза.
– Буду, – смущённо опустила ресницы Дашенька.
– А я буду скучать…
– Правда? – недоверчиво взглянула она.
Ответом на вопрос послужил новый поцелуй Шелестова.
Глава 30
Простившись с мадмуазель Легран, Сергей Дмитриевич поймал пролётку. Под стук копыт князь мечтательно улыбался, и его голову кружили воспоминания минувших часов. «Дашенька…» – счастливо пело его сердце, а рассудительный мозг не желал задумываться о происхождении бурлящего в груди чувства. Очевидный вывод был способен разрушить его размеренную, размеченную далеко наперёд жизнь, а Шелестову делать этого не хотелось.
Вернувшись в фамильный особняк, он, собираясь переодеться, поспешил в свои апартаменты, но за спиной раздался голос матери:
– Серж, ты только вернулся? – оглядев сына, княгиня удивлённо вскинула брови.
– Oui maman.
– И ты не ночевал дома, – констатировала она факт .
– Екатерина Тимофеевна, я не в первый раз не ночую дома, – обворожительно улыбнулся младший Шелестов. – А бывает, не появляюсь здесь месяцами. Я давно уже не мальчик. Или вы забыли об этом?
– Так где ты был? – не отступала мать.
– Играл в карты, – не моргнув глазом, соврал Сергей.
– В карты? – подозрительно прищурилась дама и хмыкнула. – Похоже, ты выиграл…
– Конечно, – расплылся сын счастливой улыбкой.
– И судя по твоему виду, выиграл как минимум тысяч сто, – насмешливо скривилась княгиня и презрительно фыркнула. – Ты был с этой певичкой!
У Шелестова резануло по сердцу.
– Это имеет какое-то значение? Ранее, мадам, вас не волновало, с кем я провожу время.
– Ты вздумал путаться с дешёвой актёркой! О тебе пойдёт дурная молва! – распылялась мать.
– А если я буду, как вы изволили выразиться, путаться с благородной дамой, то молва пойдёт хорошая? – зло усмехнулся сын.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Ты намерен свататься к Натали Воронцовой! Надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю?
– Ошибаетесь, матушка, я не понимаю, что вас тревожит, – резко ответил Сергей.
– Ну, хорошо… – от негодования княгиня зашипела. – Тогда тебе придётся разговаривать с отцом, – пригрозила она и, фыркнув, гордо удалилась.
Недовольно поморщившись, Шелестов пожал плечами и проследовал к себе. Быстро переодевшись, Сергей Дмитриевич поспешил покинуть дом и направиться на службу. Разговор с матерью хотя и задел его, но не смог испортить приподнятого настроения.
Отметившись в полку, Сергей Дмитриевич выяснил в секретариате, как продвигается прошение о его отставке, и, уладив все дела, поспешил в трактир, расположенный неподалёку от офицерского собрания. Близилось время обеда, а Дашенкины баранки с мёдом успели давно раствориться в организме здорового мужчины, и голод настойчиво давал о себе знать.
Стоило Шелестову переступить порог заведения, как запахи борща, жареного мяса и выпечки заставили его желудок радостно заурчать. В известном трактире столовались и другие офицеры, и Сергей Дмитриевич увидел немало знакомых лиц. Приветствуя сослуживцев, князь пробрался к столу, где разместился Белозёрский. Обслуга заведения отличалась расторопностью, и не прошло и пяти минут, как Сергей Дмитриевич приступил к трапезе. Приятели немного выпили, и граф, с любопытством взглянув на Шелестова, проговорил:
– Серж, а как обстоят дела с твоими ухаживаниями за мадмуазель Легран?
– О чём ты, Пьер? – работая ножом и вилкой, нарочито равнодушно пробурчал князь. – Я уделял мадмуазель ничуть не больше внимания, чем другим дамам.
– Думаешь, я слепой? Ты танцевал с ней и вальс, и мазурку. И даже усадил рядом собой за стол на ужине.
– Это только гостеприимство, – невозмутимо пожал плечами Сергей Дмитриевич и, разделавшись с сочным куском мяса, пояснил: – Чтобы девушка не смущалась, оказавшись в благородном обществе.
– Ну да…– усмехнулся приятель. – Ваше Сиятельство обеспокоилось смущением французской актрисы?
Шелестов нарочито равнодушно отпил из бокала:
– Представь себе. Мадмуазель Легран находилась в моём доме. Кому, как не мне, быть любезным с гостями? – попытался оправдаться он.
– Кстати, о смущении, – прищурился Пьер. – Она вовсе не выглядела растерянной. Мадмуазель вела себя непринуждённо, будто всю жизнь только и делала, что вращалась в обществе, – отметил он и, улыбнувшись, добавил: – Честно скажу: не знал бы кто она, подумал бы что Дениз как минимум дочь графа.
– Хочу удивить тебя, – потянувшись к паштету, хмыкнул Шелестов. – Возможно, так оно и есть, – и на недоумённый взгляд друга рассказал свою историю о происхождении Дашеньки.
– Тогда многое становится понятным, – задумчиво отозвался Белозерский, но тут же оживился. – Похоже, ты не отказался от мысли её добиться. И как успехи?
Князь отложил приборы и холодно взглянул на приятеля:
– Тебе не кажется, Пьер, что порядочные люди не задают подобных вопросов, а люди чести на них не отвечают.