– А как же Дуняша? – поднимаясь по лестнице, пыталась возразить Дашенька.
– Она уже спит, – заявил князь, остановившись возле нужной двери.
Оказавшись в тёмной прихожей, Сергей Дмитриевич помог девушке снять накидку, но стоило им зайти в комнату, как словно в подтверждение его слов из каморки служанки донёсся богатырский храп.
– Вот видишь, – тихо засмеялся Шелестов.
– Ой, Серёжа, мне так стыдно, – замерла Дашенька посредине комнаты.
Сергей Дмитриевич обнял девушку и, покрывая её лицо поцелуями, потянул к кровати, его сиятельство не волновало осуждение или одобрение какой-то горничной. Понимая, что противостоять мужчине она не силах, Дашенька сдалась на милость безумной страсти.
Глава 33
Дуняша проснулась первой. Сладко потягиваясь, горничная вышла из своей каморки, но взглянув на кровать барышни, вытаращила глаза и в растерянности застыла. Быстро оклемавшись, деваха понимающе улыбнулась и прошмыгнула в прихожую. Стараясь особо не шуметь, Дуняша подбросила в топку дров и поставила греться чайник, но звуки её возни всё же разбудили Шелестова. Не желая потревожить Дашеньку, князь поднялся и, одевшись, тихо подошёл к горничной, возившейся у печи.
– Доброе утро, – прошептал он, и девица от неожиданности вздрогнула.
– Ой, барин, напужали как! – взмахнула она руками.
– Вот что, милая, возьми-ка денег и сбегай в соседний трактир. Знаю, есть здесь неподалёку. Принеси поесть чего-нибудь.... Существенного – улыбнулся он.
– Как скажите, барин. – заторопилась Дуняша и выскочила за дверь.
Отправив горничную за продуктами, Шелестов вернулся в комнату и, размышляя, чем бы заняться, извлек с полки новенький томик Пушкина. Усевшись в единственное в комнате кресло, князь открыл книгу и погрузился в прекрасный мир поэзии. Дрова в печи весело потрескивали, воздух, наполняясь теплом, действовал умиротворяюще, и, увлёкшись чтением, Сергей Дмитриевич не заметил, как Дашенька проснулась. Наблюдая за Шелестовым, она чуть заметно улыбалась, нежась в ощущениях – насколько хорошо и по-домашнему уютно было сейчас в её квартирке. Горящий в углу очаг, любимый мужчина в кресле, звук закипающего чайника – чего ещё для счастья надо? Ей так хотелось продлить этот момент. Но Сергей почувствовал взгляд и, оторвавшись от книги, поднял глаза.
– Проснулась? – улыбнулся он. – Дуняшу я послал в трактир. Наверное, у вас опять ничего, кроме баранок, к завтраку не припасено.
– А вот и нет. Сегодня у нас есть закуски и пирожные имеются. С банкета, – напомнила она.
– Пирожные я оставлю вам с Дуняшей, а сам на сладкое лучше поцелую тебя, – засмеялся он и поспешил к девушке.
– Да ну тебя! – приподнялась она и, схватив подушку, запустила ею в князя. – Сейчас Дуняша вернётся. И так стыда с тобой не оберёшься!
На лету поймав подушку, Шелестов присел на кровать:
– Ты стесняешься собственную прислугу? – засмеялся он и поправил прядь, прикрывающую щёчку девушки.
– Она мне и не прислуга вовсе. Уж скорее подруга. Не знаю, как без неё жила бы до сих пор.
– Всё равно хотя бы раз поцеловать я тебя успею, – заявил Серж, загребая Дашеньку в охапку.
Пара наслаждалась поцелуем, когда нарочито громко хлопнула дверь. Mademoiselle Томилина вырвалась из рук князи и, сердито на него шикнув, поспешила привести себя в порядок. Он поднялся и, засмеявшись, направился встречать горничную.
– Держите, барин. Здесь и окорок, и сыр, и хлеб свежий, – деваха подала корзинку.
– Вот спасибо! Теперь я с голоду не помру, – подмигнул Шелестов, и вскоре они все втроём уселись за стол.
Быстро перекусив, Сергей Дмитриевич засобирался:
– Мне пора. Если не успею зайти вечером, то с утра обязательно загляну, – пообещал он и скрылся за дверью.
Проводив кавалера, Дашенька присела на стул и задумалась.
– О чём грустите, барышня? – убирая со стола, хмыкнула Дуняша.
– Да так, – вздохнула mademoiselle Томилина и виновато взглянула на горничную. – Осуждаешь меня?
– Да бог с вами! – отмахнулась деваха и улыбнулась. – Чего осуждать? Разве ж перед таким красавцем кто устоит?
– Только пустое всё это, – грустно усмехнулась Дашенька.
– Понимаю, – сделав серьёзное лицо, вздохнула горничная и, усевшись напротив, примерно сложила руки на коленях.
– Что ты понимаешь? – взглянув на компаньонку, не удержалась от улыбки Дашенька.
– Чего же тут не понять. У меня вот тоже с конюхом вашим, Семёном, было… Уж как я его любила! – покачала она головой. – А как он клялся, будто любит меня… А женился на дочке Прокопьевской, – поджала губы Дуняша. – Правильно… Кто я? Сирота безродная. Да ещё Андрей Павлович без гроша всех отставил. А за Фроськой отец приданое давал. Вот и сосватали его. У Фроськи и перина, и подушки, и бельё всякое, да ещё батюшка пятьдесят рублей сверху положил. – Деваха многозначительно подняла пальчик.
– Да что ты Дуняша, я и не знала! – сочувственно заморгала барышня.
– А опосля Сёмка всё равно ко мне пришёл, – продолжала рассказ горничная. – Только не пустила я его более. Вот и с вами, барышня, я ж не просто так поехала, – виновато взглянула она на хозяйку. – Лишь бы глаза мои его больше не видели.
– Да что ж мы с тобой такие неприкаянные? – вздохнула Дарья Павловна.
– И не говорите, барышня. – Горничная, нахмурив бровки, покачала головой, и Дашенька улыбнулась. Её всегда забавляло серьёзное выражение веснушчатого лица Дуняши. А вздёрнутый носик и ямочки на щеках всегда придавали девушке такого задора, что грусть с ней никак не вязалась.
– И что? Ты до сих пор сохнешь по Стёпке своему? – спросила Дашенька.
– Вот ещё! – повела Дуняша плечиком, но вдруг покраснела и опустила голову.
– Ну-ка, ну-ка! Давай, рассказывай, – пытливо уставилась на горничную хозяйка.
– Да чего рассказывать, – смущённо отмахнулась девица. – Как-то попросила меня мадам Буланже обувь в мастерскую снести. Там недалече от неё. А в той мастерской парень служит при отце. Егорка. Чернявый такой, рукастый. – Дуняша даже раскраснелась, вспоминая молодца. – Ну а как он обувку для мадам починил, я ему свою снесла – каблук прибить. А он мне ботиночки новые пошил, – весело тарахтела горничная. – Видали? В прихожей стоят.
– А я-то думала, разбогатела моя Дуняша, такую красоту себе справила, – засмеялась Дашенька. – Нравится?
– А как не нравятся? И удобные, прямо на ножку мою.
– Вот дурёха! Да не ботинки, а Егорка твой.
– Ой, как нравится! – засияла девушка. – Я про Сёмку и думать забыла.
– Надо же! Я-то полагала, тебе так подработать хочется, что всё у мадам Буланже пропадаешь, а ты, оказывается, там друга сердечного завела, – засмеялась Дашенька.
