Тоскливые мысли отдавались щемящей болью в груди, но от гнетущих размышлений Сергея спас сон, и, погружаясь в пучину забытья, он словно в бреду прошептал: «Дашенька…»
Проснулся Сергей Дмитриевич рано, но на душе у него было всё также паршиво. Отправившись в уборную, он взглянул в зеркало и, увидев несколько помятую физиономию, устало потёр ладонью небритые скулы. Задумчиво разглядывая себя, князь усмехнулся: «Вот так и наша жизнь – лишь отражение… Думаем, что управляем чем-то… Стремимся к признанию общества, большим деньгам, безграничной власти. Ставим перед собой, как нам кажется, высокие цели. Но… – Шелестов непроизвольно поморщился. – Но, в конечном итоге, все превращаемся в прах. Насколько мы все нелепы… Погрязнув в мелком тщеславии, заботимся лишь внешней оболочкой, и оказавшись у смертного одра с запозданием осознаём, что вся наша толкотня за место под солнцем бессмысленна, погоня за деньгами смешна, а честолюбивые помыслы – иллюзия. Тогда, оглядываясь назад, мы вдруг понимаем: а счастье-то заключается в другом! В любимом человеке, в искренних отношениях, преданных друзьях и в том, что внутри нас…. Только исправить уже ничего нельзя».
Неожиданно философские размышления натолкнули Сергея на мысли о том, что он должен сделать. «Я верну ей поместье!» – решил князь, и к нему вернулась былая уверенность. Воодушевившись благородным порывом, Сергей Дмитриевич быстро умылся, перекусил и покинул дом. Поспешив во дворец, он выхлопотал разрешение отлучиться со службы и тут же покинул Петербург.
На дорогу у Шелестова ушло времени больше, чем он рассчитывал. Ехать по раскисшему тракту было сплошным мучением, и лишь на четвёртый день князь добрался до поместья Томилиных. Подъехав к главному входу, Сергей Дмитриевич спешился. Дом выглядел запущенным, и Шелестов обрадовался такому открытию: это упрощало его задачу. Одно дело – выкупить заброшенное поместье, и совсем другое – если там обжилось благородное семейство. Навстречу незваному гостю вышел заспанный мужик.
– Любезный, а как мне увидеть хозяина этого особняка? – поинтересовался Сергей Дмитриевич.
– Мы теперича и не знаем, кто наш хозяин, – нехотя пожал плечами мужик.
– Это как же?
– Как прежний барин, Андрей Павлович, проиграли поместье, так, почитай, два года здесь никто и не живёт. Слыхивал, будто господин тот, кому барин усадьбу проиграл, перепродал нас ростовщику, дабы долги покрыть. Токма мы его не видали. Не наведывался он к нам… – крестьянин отрицательно покачал головой и вдруг оживился. – А вот давеча господин пожаловал. Всё ходил, ходил, высматривал, расспрашивал о прежних хозяевах. А чаво я могу сказать? Андрей Павлович преставились, а куда девица сгинула, не знает никто. Сказывали, будто в Петербург подалась. А где ж её в тех столицах искать? – мужик искренне захлопал глазами. – А господин тот заявил, будто купить усадьбу желает, и вот выкупил. Наверное, и семи дён не минуло. А когда новые господа заедут, не ведаю. О том мне не докладывали.
– Так как же нового хозяина звать? – озаботился вопросом Шелестов.
– Так говорю же, барин, не ведаю. Я тут сторожем. Кто мне докладывать будет? А управляющий в Петербург подались. Вроде как к новому господину.
– Чёрт, самую малость не успел, – в сердцах воскликнул Сергей Дмитриевич и подумал: «Ничего, в столице выясню имя покупателя», – понадеялся он и отправился обратно.
Возвращаясь ни с чем, Шелестов злился. Ему очень хотелось сделать mademoiselle Томилиной подарок, от которого она не сможет отказаться. Он искренне надеялся, что, получив назад своё поместье, Дашенька простит его, а там он решит, как быть дальше. Но судьба посмеялась над князем, и он с досады лишь пуще подгонял коня. Проезжая по промозглым улицам Петербурга, Сергей разволновался. От воспоминания, как нехорошо он расстался с девушкой, сердце в груди заныло, и желание поскорее обнять Дашеньку отдалось ломотой в плечах. «Как же я по ней соскучился!» – подумал Шелестов, торопливо поднимаясь по лестнице.
– Наконец-то, барин, пожаловали, – при виде господина обрадовался денщик.
– Дарья Павловна уже дома? – скидывая тёплую накидку, поинтересовался князь.
– А барышня должна вернуться? – вылупил глаза слуга.
– Что значит «должна»? Она сегодня в театре?
– Так не знаю, – замялся денщик. – Дарьи Павловны уж шестой день, как нет.
– Как нет? – растерялся Шелестов. – Хочешь сказать, она не появлялась дома?
– Всё так, – часто заморгал мужик. – Как вы ушли, она ходила, словно тень, и всё плакала. А потом взяла и ушла. И больше не возвращалась.
Стараясь расстегнуть давящую шею пуговицу, Сергей Дмитриевич судорожно потянул жёсткий ворот рубашки и, озабоченно нахмурившись, прошёл в спальную комнату. Распахнув шкаф, он убедился, что купленные им платья остались на месте, а исчезли лишь те, с которыми Дашенька пришла в дом. Стиснув зубы, Шелестов шумно выдохнул и перевёл взгляд на бюро, где хранились деньги и драгоценности. Он почти не удивился, обнаружив, что девушка не взяла с собой ничего, кроме украшений, доставшихся ей от матери. «Нет, ты всё же редкостный болван! – разозлился на себя князь, и его грудь пронзило чувство вины. – Как часто ты кичился своим умением просчитывать людей?! И что? Почему ты не подумал, как она воспримет последний разговор! Самонадеянный глупец! Безмозглый олух! – костерил себя Сергей за непростительную оплошность. – Ну почему ты не зашёл к ней перед отъездом? Не успокоил? Не приласкал? Зачем оставил одну наедине со своими сомнениями? Болван! – Когда волна самобичевания спала, Шелестов подумал: – Ладно, утром заеду на Мойку. Наверняка Дашенька вернулась на свою квартиру. Покаюсь и всё объясню. Она простит, и всё будет, как прежде…»
Сергей прошёл в гостиную и, прислушиваясь к звенящей тишине, на своей шкуре ощутил, насколько Дашеньке было здесь тоскливо. В воздухе до сих пор витал запах её духов, и душу мужчины с новой силой охватили тревога и вина. Понимая, что ему невыносимо оставаться здесь в полном одиночестве, Шелестов отправился в родительский особняк. Заспанный дворецкий, увидев молодого хозяина, засиял:
– Ваше сиятельство! Вернулись! А ваши матушка с батюшкой уж опочевать изволят.
– Не буди. Пусть отдыхают, – проговорил Сергей и направился к себе.
– Постойте, Сергей Дмитриевич! – вдруг догнал его слуга. – Тут барышня приходила, велела вам письмецо передать. Лично в руки, – он заговорщически подмигнул и протянул конверт.
– Спасибо, – кивнул Шелестов, но, признав почерк Дашеньки, приказал. – Свечи мне разожги!
Нехорошее предчувствие змеёй пробралось в душу, и, не дожидаясь, пока слуга покинет комнату, Сергей вскрыл конверт. Ровные строчки, написанные рукой девушки, заставили его сердце учащённо забиться.
«Сергей Дмитриевич, простите меня за навязчивость, но вы ушли, не выслушав меня, а мне всё же хочется объясниться. Смею заверить, что ваши обвинения в мой адрес крайне несправедливы. Да, я винила вас в смерти Андрея, но, видит Бог, у меня и мысли не было обманывать вас и уж тем более использовать. Да, я ненавидела вас, одно ваше имя вызывало во мне негодование, но позже произошло самое ужасное, что могло произойти со мной: я полюбила вас! Это чувство изводило меня. Терзало. Мучало. Я не должна была вас любить, но это случилось. Я прекрасно понимала, что для вас я всего лишь игрушка, праздная прихоть, минутный каприз, но я ничего не могла с собой поделать. Нет, я ни в чём вас не упрекаю, я сама во всём виновата. И я не собираюсь быть вам обузой или мешать вашей жизни. Я знаю, Наталья Михайловна замечательная девушка и наверняка станет вам хорошей женой. Желаю вам обоим счастья и любви.
