– Она чище и честнее многих дам, вращающихся в свете.
– Ну да, поэтому и выступала на подмостках, – усмехнулся Дмитрий Алексеевич.
– Дарья Павловна добывала хлеб своим трудом. И ты сам мог убедиться: она исключительно талантлива.
– Конечно. И главный её талант в том, что она, позабыв о приличиях, в открытую с тобой жила, – не удержался и съязвил князь.
– В этом исключительно моя вина. – Сергей упрямо нахмурился, и отец понял, что сын всё для себя решил.
– Подумай хорошенько, прежде чем совершать опрометчивый поступок, – всё же предупредил он.
– Я не совершаю опрометчивых поступков. Я всегда прочитываю последствия, – проговорил младший Шелестов и поспешно поправился: – Стараюсь просчитывать…
– Вижу, ты не намерен меня слушать, – поднялся с места Шелестов-старший. – Я сказал своё слово. Хочешь жениться на нищенке, женись, но тогда забудь, что у тебя есть отец и мать.
– Ну что ж, пусть будет так. Раз вы готовы отказаться от меня только потому, что я полюбил девушку, волей судьбы оказавшейся разорённой…
– Как знаешь, – направился Дмитрий Алексеевич к выходу. – Думаю, скоро тебе придётся отставить эту квартиру и переселиться в трущобы.
– Ты не поверишь, отец, но именно в трущобах я ощущал себя по-настоящему счастливым, – ответил Сергей Дмитриевич, и старший Шелестов, недовольно поджав губы, скрылся за дверью.
Глава 39
Нудно моросящий дождь предвещал Шелестову нелёгкий путь. Но ни слякоть, ни холодный ветер не пугали его, и одержимый идеей поскорее вернуть Дашеньку он пришпорил коня.
Златоглавая встретила князя лёгким морозцем и первым снежком, упруго поскрипывающим при каждом шаге. Москва, кутаясь в белоснежную пуховую шаль, напоминала разрумянившуюся русскую красавицу. Золочёные маковки церквей игриво помигивали солнечными бликами, купеческие дома напоказ хвастались кружевом наличников, а новые особняки, вальяжно раскинувшись вдоль древних улиц, свысока поглядывали на прохожих. После европейской чопорности Петербурга вторая столица очаровывала патриархальным простодушием и величавой неспешностью, и если первая была городом, где зарабатывали и служили, то Москва оставалась местом, где наслаждались жизнью и транжирили сбережения.
Остановившись на постоялом дворе, Сергей Дмитриевич, не откладывая, отправился на поиски мадмуазель Легран, но с каждым днём его душа всё больше наполнялась тревогой. «Господи, ну где же она?! Разве можно беззащитной девушке одной отправляться в дорогу?! Кто знает, какие люди могут повстречаться на пути?!» – терзался он и одновременно проклинал собственную самонадеянность.
Прошерстив все московские театры, свою примадонну Шелестов так и не нашёл и, сменив коня на сани, с тяжёлым сердцем отправился в Петербург. Отрешённо взирая на заиндевевшие окрестности, Сергей Дмитриевич сквозь туман собственных мыслей едва улавливал ворчание извозчика на почти готовую железную дорогу
32 – виновницу всех бед. По мнению мужика, именно строительство путей для дьявольской машины повлекло за собой кару господню в виде болезни его коровы, пожара в соседнем селе, засушливом лете и плохом урожае. Князь не перечил вознице, его больше заботили собственные напасти и тревога за судьбу Дашеньки, а мучительное понимание, что виновником его бед является он сам, просто выжигало внутренности.
За время отсутствия Шелестова столица успела преобразиться. Заснеженные особняки, перемигиваясь блеском огней, зазывали гостей на очередной бал, попеременно переговариваясь звуками оркестров. Пребывая в угнетённом состоянии, Сергей Дмитриевич появлялся в свете чисто из вежливости, понимая, что коротать вечера в опустевшей квартире занятие ещё менее приятное. Танцевал князь редко и обычно, скрывшись от посторонних глаз в неприметном углу, бесстрастно наблюдал за тщеславной суетой благородной публики.
Красавец Вересов успел расстаться с Жози. Французской танцорке посчастливилось заполучить пожилого, но безмерно щедрого любовника, и она тотчас упорхнула на золочёную жёрдочку от не столь состоятельного поручика. Бесславный разрыв Алексей перенёс мужественно, по-гусарски, и, переболев обидой, а главное – тяжёлым похмельем, решил больше не увлекаться актрисами. И теперь, посещая званые рауты, Вересов не забывал обращать внимание на прекрасных дам и, рыская глазами по залу, искал себе новый объект обожания.
Главной сенсацией сезона стала скорая свадьба графа Белозёрского и mademoiselle Воронцовой, вызвавшая немало пересудов в Петербуржских салонах. Наверное, это единственная новость, которая порадовала Шелестова. Пьер сиял, словно начищенный самовар, и Сергей Дмитриевич искренне желал графу и Натали счастья.
Белозёрский же, в свою очередь замечая удручённое настроение Шелестова, постоянно пытался его растормошить и, отыскивая друга в потаённых местах, вытаскивал его на божий свет.
– Серж, завтра мы с Вересовым идём в Александрийский. Дают новую оперу. Сам государь-император должен быть! У нас заказана ложа, приглашаю, – банным листом пристал Пьер, и князь нехотя согласился.
Следующим вечером князь переступил порог театра. Колдовская атмосфера царства Мельпомены навивала волнующие воспоминания, и Сергей Дмитриевич грустно усмехнулся. «Как там у поэтов? Вся наша жизнь – игра
33? Да, сложно не согласиться… – подумал он и вспомнил другое высказывание. – Жизнь – это театр, а люди в нем – актеры
34. – Князь вздохнул. – Вот только время на репетиции нам не отпущено. Играть приходится на чистовую, и если ты ошибся или забыл текст, суфлёр не подскажет нужную реплику».
Но от философских размышлений Шелестова отвлекли звуки увертюры, возвещающие о начале спектакля, и, больше не мешкая, князь направился в зал. Отыскав нужную ложу, он извинился перед приятелями за опоздание и присел рядом. Волшебная музыка Моцарта захватила, и Сергей Дмитриевич с истинным наслаждением окунулся в мир грёз. В сладких мечтах он вернулся в прекрасное время, когда на сцене блистала несравненная мадмуазель Легран, и картины минувшего бередили его душу, пока гром аплодисментов не вернул Шелестова к действительности. Князь вместе со всеми отдал должное актёрам и, рассеяно скользнув глазами по залу, задержал взгляд на отдалённой ложе. Одетая в голубое платье дама выглядела восхитительно и до боли напомнила ему Дашеньку. Те же волосы, уложенные в замысловатую причёску, тот же нежный овал лица, та же изящная шея со сверкающими на ней дорогими украшениями. Желая избавиться от наваждения, Шелестов зажмурился и тряхнул головой. «Я совсем сошёл с ума? Мне она уже мерещится», – промелькнула безнадежная мысль, а когда Сергей Дмитриевич открыл глаза, девушка, мелькнув голубым шёлком в дверях, исчезла.
Кровь ударила князю в голову, и он ринулся из ложи. Торопливо пробираясь сквозь неспешно расползающуюся по коридорам публику, Шелестов отчаянно искал в толпе заинтересовавшую его девушку и, наконец заметив впереди голубое платье, кинулся вперёд:
