Всё дальнейшее происходило словно в тумане, и когда князь закружил её в танце, девушка уже не понимала, во сне это всё или наяву. Воспоминания нахлынули океанской волной, а прозвучавшие слова и вовсе заставили её задрожать.
– Смотрите на меня, Дарья Павловна. Сморите только на меня… – ласкал слух дорогой голос, и обволакивая сознание девушки, выбивал почву из-под её ног.
Встретившись с князем взглядом, mademoiselle Томилина просто утонула в его глазах и напрочь забыла о данном себе обещании. Взгляд Шелестова, наполненный страстью, болью и неимоверной тоской, проникал в самую душу, а руки были настолько горячи, что все уговоры разума не могли побороть волнение крови. И даже морозный воздух был не в силах остудить жар, заполнивший грудь. Слова и поцелуи князя лишали воли, заставляя сердце рваться навстречу, а тело таять. Лишь окрик графа Алфёрова вырвал Дашеньку из мира грёз.
Фёдор Михайлович не высказывал недовольства по поводу её опрометчивого уединения с князем, а лишь, внимательно вглядываясь в раскрасневшееся лицо подопечной, периодически интересовался: хорошо ли она себя чувствует, не дует ли из окна, не трясёт ли её на ухабах, не голодна ли она, и, получая однозначные ответы, замолкал. Дарья Павловна была благодарна графу за понимание, но удалившись в свою комнату, долго не могла уснуть. Щёки mademoiselle горели, а воспоминания тревожили душу.
Даже ночью Дашенька не могла избавиться от чар Шелестова, и утро не принесло облегчения. Теперь, когда вошедший слуга доложил о визите князя, она даже вздрогнула. Сердце девушки судорожно забилось, а ноги, сделавшись ватными, приросли к паркету.
– Так что скажете, барышня? – слова дворецкого вывели Дашеньку из оцепенения, и она растерянно взглянула на слугу. – Что передать князю? – повторил он вопрос.
– Сергею Дмитриевичу? – пролепетала девушка и, раздумывая стоит ли ей спуститься к гостю или нет, нервно теребила манжет платья. Сомнения разрешил сам князь, собственной персоной появившись в дверях.
– Простите, Дарья Павловна, что вот так, без приглашения, но у меня к вам важное дело, – заявил Шелестов, и слуга от подобной наглости округлил глаза.
– Ступай, Семён, – велела Дашенька, и дворецкий, неодобрительно косясь на господина, удалился. Не выдержав пронизывающего взгляда князя, девушка опустила ресницы. – Сергей Дмитриевич, зачем вы здесь?
– Разве ты не догадываешься? – шагнул вперёд Шелестов. – Я пришёл за тобой. Уедем отсюда! Прямо сейчас! Уедем в моё поместье! Помнишь, как нам было хорошо там вместе? Нам вдвоём…
– Но… Но как же ваша жена? – опустила Дашенька голову.
– Жена? Какая жена? – непонимающе заморгал князь и наконец понял. – Ты о Натали? Так я давно разорвал помолвку. Неужели ты об этом не слышала?
– Я? Нет… – пробормотала она. – Мы лишь дней пять, как в Петербурге. Фёдор Михайлович целыми днями занят, а я ещё нигде не бывала. Вот только вчера… И гостей мы пока не принимали…
Договорить девушка не успела: крепкие руки обхватили её, и, подняв голову, она встретилась со взглядом серых глаз Шелестова. Любимые глаза были так близко и смотрели с такой мольбой, страстью, отчаянием и жаром, что у Дашеньки пересохло в горле.
– Сергей Дмитриевич, – прохрипела она, голос не хотел слушаться.
– Серёжа… Ты называла меня Серёжей, – напомнил он и прикоснулся к губам.
Страстный поцелуй закружил комнату: окна, двери, люстра, мебель завертелись в бешеном вихре, лишая рассудка, заставляя забыть о ссорах и обидах. Горячая волна накрыла с головой, и весь мир перестал существовать, лишь стук сердец и трепет дыхания звучали в унисон, но тут громом среди ясного неба прозвучало:
– Ваше сиятельство, как это понимать?
Шелестов резко развернулся, на пороге стоял граф Алфёров.
Глава 41
– Сударь, вы нарушаете всякие приличия! – грозно хмурился хозяин дома.
Закрыв собой побледневшую Дашеньку, князь открыто взглянул в глаза старика:
– Не более чем вы! Жить с молодой девицей в одном доме, – саркастически улыбнулся он, явно желая задеть Алфёрова.
– И это говорите мне вы?! – Фёдор Михайлович недобро прищурился, и Сергей понял намёк.
– Да, я виноват перед Дарьей Павловной. Но я готов исправить свою ошибку. Я готов на ней жениться.
– Жениться? – недоверчиво прошипел старик. – И вы думаете, что я позволю вам вновь заморочить девушке голову? После всех ваших деяний?
– Я готов ответить за свои деяния, – гордо поднял подбородок князь и по-военному отдёрнул сюртук. – Назначайте место и время.
Молчавшая до этого Дашенька тут же выскочила вперёд и встала между мужчинами:
– Нет! Умоляю вас! Прекратите!
– Милая, не волнуйся так, – как можно спокойнее произнёс Фёдор Михайлович и попросил: – Пожалуйста, оставь нас. Нам с князем нужно поговорить.
Не двигаясь с места, девушка беспокойно переводила взгляд с Шелестова на графа, и Алфёров ласково добавил:
– Дитя моё, обещаю, всё будет хорошо, – граф нежно улыбнулся и ободряюще сжал Дашеньке руку. Шелестова буквально передёрнуло и от слов, и от рукопожатия старика, но mademoiselle Томилина вздохнула и, одарив обоих мужчин прощальным взглядом, вышла за дверь. – Ну-с, – приподняв одну бровь, воскликнул граф и, опустившись в кресло, кивнул на соседнее, – присаживайтесь, Сергей Дмитриевич.
– Спасибо, я постою. Я жду вашего решения. Или вы сообщите о деталях через своих секундантов?
– Простите, князь, но я не в том возрасте, чтобы совершать безрассудные поступки, – устало усмехнулся Алфёров.
– Про возраст это вы точно подметили, – ядовито скривился Шелестов. – А вот про безрассудные поступки… – он сделал многозначительную паузу. – Что же вы, Фёдор Михайлович? Седина в бороду, а бес в ребро? Как вы сказали? – начал кипятиться князь. – Дитя моё? Действительно. Дашенька вам в дочери годится!
– Ошибаетесь, – не обращая внимания на насмешки и горячность молодого мужчины улыбнулся граф. – Дарья Павловна мне скорее приходится внучкой…
– Тем более!
– Ещё раз говорю: успокойтесь и сядьте! – строго взглянул Алфёров. – У меня мало времени, Сергей Дмитриевич. Вскоре я должен прибыть ко двору и вернулся лишь потому, что по рассеянности забыл бумаги. А тут наткнулся на вас.
Шелестов нехотя опустился в кресло:
– И что же вы намерены мне сказать? – сдерживая раздражение, спросил он.
– Мне совсем не нравится, что вы, князь, считаете меня выжившим из ума стариком и думаете, будто я мечтаю любыми путями получить благосклонность молоденькой девицы, – начал он издалека, и Сергей Дмитриевич только презрительно фыркнул. – Вы, наверное, слышали историю отца Дарьи Павловны? – с любопытством взглянул Алфёров на князя и, получив немое подтверждение, продолжил: –Так вот, граф Томилин мой старинный друг. Я всё же сумел разыскать его в землях Мексики, но это случилось слишком поздно. Павел был серьёзно болен и скончался у меня на руках. Перед смертью я пообещал ему позаботиться о его детях, но, к сожалению, по моему возвращению в Россию я обнаружил лишь пустующую усадьбу Томилиных. Думаю, не следует пересказывать минувшие события, они вам хорошо известны, – нахмурился Алфёров, и Сергей Дмитриевич тяжело вздохнул. – Но самое печальное – я потерял след Дарьи Павловны… Я искал её у тётки, но Дашеньки там не оказалось. Тогда я приехал в Петербург, но никто не мог сказать о девушке ничего внятного. Я почти потерял надежду и корил себя за то, что и здесь я опоздал, и с дочерью моего друга произошло нечто ужасное. Каково же было моё удивление, когда я увидел фамильные украшения Томилиных на певице Михайловского театра. Дальнейшее вам тоже известно… – хмыкнул Фёдор Михайлович. – Я сразу предложил Дашеньке уехать со мной в Москву, но к тому времени вы, сударь, настолько заморочили бедняжке голову, что она отказалась, – ворчливо выговорил старик, и князь виновато опустил глаза. – Потом она вам надоела, и вы решили жениться на другой. Тогда-то девочка решилась порвать с вами и в отчаянье приехала ко мне.
