– Добрый день, господа, – присаживаясь, поприветствовал князь и поинтересовался: – А чего это не видно нашего Томилина? Хочу поблагодарить его за коня, – улыбнулся Серж. – Хотя думаю только растрою Андрея Павловича своими словами.
– Томилина теперь уже ничем не расстроишь, – хмуро взглянул Белозерский, а поручик виновато опустил глаза.
– Это почему же? – не понимал Шелестов.
– Так похоронили его. Уж три дня как, – пояснил Вересов.
Улыбка сразу исчезла с лица Шелестова.
– Что случилось? – нахмурился он, и товарищи сообщили о происшествии.
По мере рассказа о минувших событиях князь становился всё более мрачным.
– Это я виноват, – нахмурился Вересов. – Мы договаривались с ним в тот вечер встретиться, а я не придал значения его отсутствию.
– Нда, – угрюмо проронил князь. – А я виновен больше вашего.
– Брось, Серж, никто тебя не винит, – возразил Белозерский. – Андрей сам пошёл на столь бессмысленный поступок.
– Я всегда считал, что могу просчитать действия других людей. И должен был предвидеть подобный поворот, – в сердцах воскликнул Серж. – Не стоило мне дразнить Томилина. А меня забавляло, насколько он всерьёз воспринял это пари. – признался Шелестов и сокрушённо покачал головой. – Как я не заметил, что он был в отчаянье? Увлечённый мадмуазель Катуш я не задумывался о возможных последствиях. А следовало бы… Раз даже его сестра пришла просить за него.
– Не стоит так корить себя, – попытался успокоить князя Белозерский. – Андрей своим непомерным честолюбием сам загнал себя в ловушку.
– Нет, Пьер! – резко ответил Шелестов. – Я не меньше был ослеплён своим собственным самомнением. Сколько раз я говорил, что сам строю свою жизнь и знаю, чего мне ждать от завтрашнего дня и от окружающих меня людей. А сам упустил настроение Томилина.
– Но ты не провидец, Сергей Дмитриевич, – проговорил Вересов.
– Да, не провидец. Я основываю свои умозаключения на расчёте и логике, и это не слепое проведение. Хотя… – вздохнул князь и, задумавшись, продолжил: – Я в очередной раз убеждаюсь: каждый человек сам творит свою судьбу. Своими поступками, словами, действиями. Мы сами своими собственными руками строим собственное будущее. Когда человек поднимается выше других, чаще всего он просто упорно идёт к своей цели. Так же и с падением. Люди сами спускают свою жизнь в выгребную яму и ничего не предпринимают, чтобы из неё выбраться.
– А как же счастливый случай? – спросил Белозерский.
– Счастливый случает, конечно, имеет место быть, но человек не просто так оказывается в нужном месте и в нужное время. Он стремится к этому. Слепое везение бывает крайне редко, но если такое случается, то упорный человек может достигнуть недосягаемых высот. Люди же второй категории свой счастливый случай с умом не используют, они никчёмно растеряют удачу. – Шелестов помолчал и, нахмурившись, продолжил: – Хотя я и испытываю вину перед Томилиным, и мне жаль его, но граф оказался слабым человеком. Разорить себя, семью… Оставить сестру с испорченной репутацией и без приданого… – осуждающе покачал головой князь и вдруг спросил: – Да, кстати, а как его сестра?
– Mademoiselle Томилина держалась на похоронах достойно, – ответил Вересов.
– И что с ней? – задался вопросом Шелестов. – Насколько мне известно, кроме брата у девушки никого не было.
– Да, она сирота, – отозвался Вересов. – Мы с товарищами собрали для неё некоторую сумму. На какое-то время ей хватит.
– Наверняка у барышни найдутся дальние родственники, которые не оставят её в беде, – предположил Белозерский.
– Кажется, Андрей Павлович рассказывал о тётке под Тамбовом, – подтвердил предположение Вересов.
– Да, но о балах и кавалерах ей, скорее всего, придётся забыть, – вздохнул Белозерский.
– Думаю, ты прав, Пьер, – согласился Шелестов.
– Ничего, в провинции тоже люди живут. Пристроят замуж за помещика средней руки, она нарожает ему детей и будет счастлива, – предположил Вересов.
Мужчины согласились с мнением, что девушка не пропадёт, и, стараясь больше не вспоминать о печальном случае, перешли на другие, более приятные темы.
Смерть Томилина неприятным осадком осела в душе Шелестова, и он дал себе слово: больше никогда не заключать никаких пари.
Жизнь продолжалась, сезон только начинался, и все благородные дома наперегонки устраивали светские рауты. Матери выводили в свет молоденьких дочерей, а отцы наставляли неженатых сыновей на поиск подходящих невест. Дебютантки, активно стреляя глазами, выискивали поклонников, а кавалеры открыли сезон охоты на богатое приданое.
Сергей Дмитриевич вёл жизнь столичного аристократа: посещал балы и приёмы, был завсегдатаем элитных клубов и салонов и всё реже наведывался к мадмуазель Катуш. Отношения с Мари стали тяготить Шелестова. Женщина являлась живым напоминанием о его промахе и завышенной самооценке, о чём князю вспоминать совсем не хотелось. Серж находил всё новые поводы избежать встречи с актёркой, объясняя это своей занятостью и необходимостью проводить время в светском обществе. Да и сами свидания стали скомканными и серыми. Хотя князь искренне любовался привлекательной женщиной, но былых волнений крови она уже не вызвала.
Тонкая душа актрисы, конечно, почувствовала изменение в отношениях с любовником. Не понимая причины охлаждения, Мари поначалу пыталась вернуть расположение князя и первым делом подумала о появлении соперницы. Она то была послушна и мила, то устраивала Шелестову сцены ревности, но однажды не выдержала и спросила напрямик. Некоторое время Сергей Дмитриевич молчал, сомневаясь, стоит ли рассказывать подноготную своего знакомства с актрисой. Но прекрасно понимая, что после подобного признания между ним и француженкой может произойти окончательный разрыв, решил больше не тянуть и «спалив мосты» рассказал и о пари, и его последствиях.
На удивление Шелестова, вспыльчивая мадмуазель Катуш довольно спокойно отнеслась к известию, а дальнейший разговор с женщиной ещё больше утвердил князя в его убеждениях: Мари оказалась исключительно расчётливой девицей.
– Серж, тебя беспокоило, что меня оскорбит факт заключённого на меня пари? – улыбнулась актёрка. – А ты не думал, что сам мог стать объектом подобного пари? – сверкнула она глазами. – Как только мне показали тебя, гордо сидящего в твоей ложе, я поспорила с мадмуазель Дюмаж, что ты станешь моим.
– А как же стойкая оборона ухаживаниям графа Новицкого? Или это была только игра? – догадался Шелестов.
– Конечно, Ваше Сиятельство. – лукаво улыбнулась она. – Я как женщина знаю себе цену. И я прекрасно понимала: сделайся я любовницей не очень богатого, старого и вовсе не привлекательного графа, то я закрою себе возможность получить кого-то более достойного. И оказалась права. Не будь я недосягаема, разве заинтересовала бы я тебя, Серж?
Шелестов покачал головой:
