Первый фактор: нужно быть больше чем «просто профессиональным». То есть нужно, чтобы тебе не было все равно. Нужно отдавать себя другим не только в профессиональном, но и человеческом смысле и мотивировать всех остальных поступать так же. Думать только о том, способен ли сотрудник выполнять работу, недостаточно. Чтобы выстроить хорошие взаимоотношения, нужно задействовать всего себя и продемонстрировать заботу о каждом работающем на вас человеке. Здесь не просто бизнес. Это – личное, очень личное. Поэтому этот фактор я называю личной заботой.
Второй фактор заключается в том, чтобы честно говорить человеку, выполняет он свою работу плохо или хорошо. Получит желаемую должность или нет. И когда, например, вы собираетесь представить нового руководителя. Точно так же нужно откровенно озвучивать, оправдывают ли его результаты дальнейшие вложения или нет.
Четкая обратная связь, правильная расстановка сил в команде и поддержание высокой планки результатов – разве не очевидно, что это работа любого менеджера? Но большинству трудно даются такие задачи. Люди обычно раздражаются, когда к ним предъявляют более высокие требования, и поначалу может показаться, что подобный путь развития взаимоотношений – не лучший. И уж точно не самый выигрышный способ показать, как вы «лично обеспокоены этим». Однако все же требовать от людей большего – зачастую правильный способ выразить свою заботу о них, будучи боссом. Это я называю жесткими требованиями.
Радикальная откровенность получается тогда, когда вы соединяете личную заботу с жесткими требованиями. Она помогает добиться доверия и прокладывает дорогу к такому уровню коммуникации, который позволяет вам достичь желаемых результатов. И, кстати, напрямую работает со страхами, о которых говорят со мной люди, столкнувшись с управленческими дилеммами.
Получается, что когда коллеги вам доверяют и знают, что вам не все равно, гораздо выше вероятность того, что они:
• примут вашу похвалу и критику и станут действовать соответственно;
• скажут вам, что на самом деле думают, о том, когда вы все делаете правильно, но что еще важнее, если что-то идет не так;
• будут так же относиться друг к другу, то есть меньше конфликтовать;
• примут свою роль в команде;
• сконцентрируются на результате.
Почему «радикальная»? Я выбрала это слово, потому что многим из нас свойственно избегать правды и не говорить о том, что мы на самом деле думаем по тому или иному поводу. Частично это связано с адаптивным социальным поведением – таким образом мы избегаем конфликтов или чувства стыда. Но для босса подобная уклончивость будет губительной.
Почему «откровенность»? Для того, чтобы все привыкли к прямой, откровенной критике друг друга (и руководителя, в частности!) – нужно подчеркнуть необходимость общаться настолько ясно, чтобы не было возможности интерпретировать сказанное по-другому. И делать это вежливо. Я выбрала «откровенность» вместо слова «честность», поскольку, если вы полагаете, что знаете правду, в этом нет особой скромности. Откровенность подразумевает, что вы просто предлагаете свою точку зрения и ожидаете, что окружающие тоже смогут высказаться. Получается, что если вы тот, кто сделал что-то неправильно, то хотите об этом узнать. По крайней мере, надеюсь, что захотите.
Больше всего в радикальной откровенности может удивить то, что ее результаты противопоставлены вашим страхам. Вы боитесь, что люди будут злиться и припоминать вам сказанные когда-то слова. Но на самом деле они, напротив, они будут благодарны за то, что все можно обговорить. И даже если поначалу вы будете злиться, возмущаться или опускать руки, эти эмоции точно улетучатся, когда человек узнает, что он важен для вас. Когда ваши подчиненные станут более откровенны друг с другом, вы постепенно все реже будете выступать в качестве посредника. Как только радикальная откровенность начнет исходить от босса и будет им же поощряться, общение наладится, скрытые возмущения всплывут на поверхность и все конфликты можно будет разрешить. А люди начнут любить не только свою работу, но и тех, с кем работают, и само место, где они это делают. И как только все полюбят свою работу, команда станет более успешной. В итоге можно сказать, что счастье – это успех, стоящий за успехом.
Личная забота: первый фактор радикальной откровенности
Мой первый урок того, почему так важно проявлять личную обеспокоенность, состоялся в Москве 4 июля 1992 года, когда я стояла, укрывшись от дождя под брезентом, с десятью лучшими в мире гранильщиками алмазов, которых пыталась нанять. В ту пору я работала в нью-йоркской алмазообрабатывающей компании. Два года назад окончила колледж, где специализировалась на русской литературе. Полученное образование никак не соответствовало ситуации, в которой я оказалась, но и задача требовала простого здравого смысла, а не глубинного понимания человеческой природы. Нужно было убедить этих людей уйти с государственной фабрики в России, платившей им зарплату в рублях, почти ничего тогда не стоивших. А я могла платить им американскими долларами – и хорошо платить. Ведь так нужно мотивировать людей, верно? Нужно заплатить им.
Нет, не так просто. Гранильщики сперва хотели пойти на пикник.
И вот мы стояли под шатром, ели шашлык – небольшие жареные кусочки мяса и маленькие кислые яблоки, передавая друг другу бутылку водки, а гранильщики осыпали меня вопросами. Первым моим заданием для них было изготовление уникальных серег, для чего нужно было разрезать бриллиант в 100 карат.
– Кто может позволить себе такие драгоценности? – хотели они знать.
Я рассказывала им, что это – подарок шейха из Саудовской Аравии своей жене, родившей ему двойню. Как используются лазеры для огранки алмазов? Я пообещала свозить их в Израиль и показать новые технологии, все еще менее эффективные, чем используемые ими медные круги. Они хотели выучить английский. Я пообещала лично обучить их. А можем мы каждую неделю (или как-нибудь так) собираться за ужином? Разумеется. Как только мы осушили бутылку, они задали еще один вопрос:
– Если в России все полетит к чертям, вы вытащите нас с семьями отсюда?
И я поняла, что это волновало их больше всего. К концу наших посиделок я осознала, что самое важное, что могу сделать, и то, чего не могло сделать государство, – просто не наплевать на них, позаботиться о них самой.
Они согласились работать. И внезапно долгие вечера, проведенные за чтением романов русских писателей, стали полезными для моей карьеры. Всю жизнь я была решительно против того, чтобы «выйти в боссы», поскольку видела в них бездушных убийц мечты, кого-то подобного Дилберту. Теперь я поняла, что вопрос, сподвигнувший меня к изучению русской литературы: почему некоторые живут продуктивно и счастливо, а другие чувствуют себя, как сказал Маркс, отчужденными от своего труда, – центральный в работе любого босса. По сути, моей работой было доставить коллегам больше радости и меньше страданий. Человечность же служит вспомогательным средством, а не преградой на пути к эффективности.
