Ее руки затряслись. Она крепко стиснула кулаки, пытаясь унять дрожь, но все нервные переживания и страхи, накопившиеся за день, неумолимо рвались наружу, не подчиняясь ее контролю.
– Нет. Не хочу показываться дома в таком состоянии. – Она взглянула на часы на экране телефона. – Уже полночь. – Если она сейчас поедет домой, разбудит дедушку.
Она чувствовала себя потерянной, а руки и ноги жили какой-то своей жизнью, будто не принадлежали ей. Казалось, что рука Ланса, которой тот обнимал ее за плечи, – единственное, что не дает ее телу разлететься на куски.
– Можно я сегодня переночую у тебя? – спросила она.
На какое-то мгновение его пальцы сжали ее плечо, но затем снова расслабились.
– Конечно. Пошли.
Так, в полуобнимку, они и прошли по коридору к выходу. На улице холодный ночной воздух омыл ее лицо, и она глубоко вдохнула, позволяя колкой прохладе влиться в легкие порцией живительной энергии.
Они вернулись в город, и Ланс припарковался на дорожке у одноэтажного дома. Было немного странно: он столько раз бывал у нее дома, а она у него – ни разу. Они выбрались из джипа, и Морган стала разглядывать аккуратный домик в деревенском стиле. Он нажал на кнопку на козырьке и открыл дверь гаража.
– Ты живешь близко к офису, пешком можно дойти.
– Я так и делаю, если планирую весь день быть в офисе, но это бывает редко. Обычно я круглые сутки бегаю туда-сюда, в нашей работе много беготни.
Она проследовала за ним в гараж.
– Тебе она нравится?
– Да, хотя я этого и не ожидал, – признался Ланс.
Добрую половину пространства гаража, рассчитанного на две машины, занимал хоккейный инвентарь.
– Ты все еще играешь?
– Тренирую команду трудноуправляемых детей. Но на самом деле не выходил на лед ровно с тех пор, как меня подстрелили.
Из гаража они прошли в дом. Дверь выходила в гостиную, объединенную со столовой. Прямо позади нее находилась кухня, а коридор, по всей видимости, соединял гостиную со спальнями. В доме было чисто, если не сказать – пусто: минимум мебели и совсем никакого декора. В гостиной перед телевизором стоял небольшой диван и мягкое кресло, а большую часть столовой занимал, к удивлению Морган, огромный кабинетный рояль.
Морган последовала за ним на кухню, и тут на нее опять напало ползучее холодное оцепенение, а руки снова задрожали.
– Хочешь чего-нибудь? Ты проголодалась? – Ланс смотрел на нее испытующим, оценивающим взглядом. – Чай, кофе?
– Нет. – Морган вспомнила лицо Бада в тот момент, когда доктор рассказывал о положении вещей. – Я вот все думаю, как там Ник… – В груди у Морган ожесточенно боролись самые разные эмоции, и ни одной из них не удавалось взять верх: гнев, отчаяние, беспомощность. – Есть что-нибудь выпить?
– Не уверен. Надо посмотреть. – Ланс проверил содержимое трех кухонных шкафчиков и только у задней стенки угловой секции обнаружил бутылку виски, так и не вынутую из упаковочной коробки. Горлышко бутылки украшал красный бантик – явно подарок. – Когда я начал работать у Шарпа, он целую кампанию устроил под лозунгом «Ланса на поправку!», и я практически завязал с алкоголем, хотя он и не возражал против органического вина и пива. А эту бутылку мне ребята из отделения подарили на прощание.
Он плеснул немного напитка в стакан и вручил его Морган. Она сделала маленький глоток и ощутила, как виски проделало свой огненный путь от языка до желудка. Наконец хоть какое-то тепло…
– Ты не против, если я душ приму? – спросил он.
– Конечно, нет. – Она отпила еще глоток виски. – Я здесь подожду.
Ланс ушел, а Морган подтянула к себе бутылку, наполнила стакан щедрой порцией горячительного и сделала большой глоток. Оцепенение, будто вода после цунами, потихоньку отступало. Зазвонил телефон, и она нетвердыми движениями нашарила телефон в кармане.
– Да? – затаила дыхание Морган.
– Это сестра Бада. Он попросил сообщить вам новости. Его пустили к Нику, давление у него приходит в норму, в общем, состояние улучшается. Все, мне пора к Баду.
– Спасибо за звонок! – поблагодарила Морган.
Сестра Бада отключилась, а Морган побрела к роялю. Она села за него, определив стакан с виски на удобно расположенную подставку. В детстве она ходила на уроки фортепиано, но сейчас, наверно, смогла бы наиграть только «Собачий вальс».
Вернулся Ланс. На нем были спортивные трусы и облегающая футболка, на шее висело полотенце. Он прошелся им по голове, после чего его короткие светлые волосы встали дыбом наподобие ершика.
– Ник вроде держится.
– Отлично!
Она сыграла пару нот:
– Не возражаешь?
– Да ради бога. – Он присел на банкетку рядом с ней.
– Сыграй что-нибудь.
Он легонько подтолкнул ее локтем, и она сдвинулась чуть в сторону. Морган провела с ним уже достаточно времени, чтобы быть в курсе его музыкальных вкусов – он предпочитал классический рок, и потому прозвучавшие вдруг первые аккорды «Аллилуйи»
[14] вызвали у нее настоящее изумление. Когда же он запел, удивлению ее не было предела: голос у него оказался глубоким, плавным, гибким и очень чувственным.
Она присоединилась к нему на припеве, но когда они дошли до строчки «Это холод и осколки Аллилуйя», голос у нее внезапно осекся. Она почувствовала, как что-то треснуло глубоко внутри, и дала ему закончить песню соло. И когда последние ноты растаяли в тишине, из глаз ее потоком хлынули слезы.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
– Так не должно быть! Не должны люди умирать в таком юном возрасте! Тесса должна была жить, а Ник должен был думать о том, на какой фильм сходить с ней в выходные… Почему все так вышло?!
Она снова взялась за виски, желая, чтобы выпивка побыстрее притупила чувства.
– Так с трудностями не справишься, – сказал Ланс, пытаясь отобрать у нее стакан. – Как насчет поесть? Может, омлет?
– Я не хочу есть. – Она отодвинула стакан так, чтобы он не достал. – И справляться не хочу. Я вообще устала постоянно со всем справляться. Может, я просто хочу голову отключить хотя бы на одну ночь!
Она встала, пошла на кухню и налила себе еще порцию. Ланс последовал за ней.
В голове у нее все вертелось кругом, словно карусель, которую забыли выключить. Фотографии Тессы, изрезанной и залитой кровью вперемешку с грязью, крупные планы ран, отчеты о вскрытии, снимки с места преступления – все это слайд-шоу продолжалось круглые сутки, и некоторые картинки, казалось, уже навсегда отпечатались на сетчатке.
