– Рихард, я только одного не понимаю, – осторожно начала я, – оба ваших родителя нежно относились к Эрнсту Рёму и ничего не сказали после «ночи длинных ножей», приняв ее как должное?
Ширах звякнул горлышком стеклянной бутылки о стакан.
– Маме, мне кажется, тогда стоило серьезно задуматься, почему же так получилось. Кстати, ты знаешь, что Рём был гомосексуалистом?
– А еще главой СА, – почему-то вступилась я за Рёма, давая понять Рихарду, что незачем делать на этом акцент.
Ширах кивнул и продолжил:
– Моя мать, как и многие другие, просто игнорировала сигналы, предупреждающие об опасности. Она была опьянена тем, как быстро развивались события. Вероятно, нам сегодня этого не понять. Сразу после «ночи длинных ножей» Рём был устранен Гитлером как потенциальный заговорщик и соперник. Я спрашивал позднее мать об истинных причинах этого конфликта, всё-таки Рём был свидетелем на ее свадьбе и всего лишь через год-два убит по приказу Гитлера. Но она или не хотела, или не могла мне ответить. Всё это, мол, щепки… Она ничего не хотела рассказывать. Ничего никогда не обсуждала. Не рассказывала.
В 1932 году, после свадьбы с Генриеттой Гоффман, как и скандинавский бог из «Младшей Эдды», наш Бальдур был практически неуязвим – только Гитлер получил власть, он стал активно продвигать своего протеже. И, надо сказать, протеже не подвел.
– Может, поговорим о гитлерюгенде? – спросила я Рихарда.
– Я без понятия. Никогда не занимался этой темой. Не слишком разбираюсь в этом.
– Ну хорошо. Что делал ваш отец в этой организации? – не сдавалась я.
– Создавал гитлерюгенд.
– Скажите пару слов об этом?
– Это слишком скучно.
– Пожалуй, да, Рихард. Ваш отец встретил Гитлера очень рано, и очень рано стал одним из близких ему людей. Вы когда-нибудь сравнивали себя с ним?
Кажется, фон Шираху вопрос понравился.
– Когда я размышлял над судьбой отца, я задавал себе вопрос, а что было бы, если бы я в двадцать пять лет попал на такую должность и был бы столь близок к Гитлеру? Конечно, передо мной открылись бы невероятные возможности, соблазны. Но в том положении, наверно, не до размышлений…
– Это значит, что вы поступили бы точно так же, как ваш отец, окажись на его месте?
– Нет, наверное. – Рихард воровато огляделся по сторонам. – Точно. Нет. Просто, понимаешь ли, мой отец был единственным человеком, который хотел создать крепкую молодежную организацию. Все остальные не считали это сколько-нибудь интересным занятием. Каждый хотел занять пост поважнее. Отец же верил, что именно за молодежью будущее, считал, что это именно его задача, поскольку он еще достаточно молод – ему было тогда двадцать три – двадцать четыре года. Причем в партии он пользовался совершенно особой славой…
«Был гомосексуалистом, как утверждали некоторые историки?» – пронеслось у меня в голове. Нет. За этой корявой формулировкой Рихард прятал иной смысл:
– Дело в том, что он написал сборник стихов, вообще постоянно писал стихи, многие из которых стали очень известны впоследствии. Первых успехов на стихотворном поприще он добился еще в восемнадцать лет. Так он заработал имидж эстета, человеку культурного.
– Рихард, – попросила я, – прочтите что-нибудь. Не про Гитлера, если такое есть.
– На камеру? Нет, я не знаю его стихов. – Фон Ширах очевидно врал, усиленно разглядывая свои коричневые кроссовки. – Некоторые из песен, для которых отец написал стихи, стали популярными, особенно про знамя, которое веет впереди
54. Но я никогда не учил его стихов, во многом я дистанцировался от них.
– Вот как?
– Да. – Рихард тряхнул седой гривой. – Ладно, я всё-таки скажу пару слов про гитлерюгенд. Итак. Молодой фон Ширах ставит перед собой задачу создать молодежную партийную организацию и успешно ее решает – организация ближе к началу сороковых годов насчитывает от 8 до 10 миллионов членов и пытается играть доминирующую роль в воспитании молодежи. И благодаря этому успеху отец, которому тогда было всего двадцать пять лет, получает пост руководителя одного из ведомств в ранге министра.
– Звучит мило. Словно этот гитлерюгенд не стал пушечным мясом в итоге и их всех по указу Гитлера не бросили на фронт.
Рихард нахмурился:
– Это сделал не отец. Он вряд ли бы допустил такое. Это сделал Аксманн, который в 1940 году сменил на посту моего отца и полностью милитаризировал эту молодежную организацию. Он возглавлял ее до 1945 года.
– Вы ведь знаете, – спросила я, – что Аксманн не был осужден? Прошел денацификацию и стал обычным гражданином, занялся бизнесом и дожил до глубоких седин?
– Разумеется, – кивнул фон Ширах, – но судить его следовало бы. Он убийца. Он бросал детей в качестве живого щита в апреле 1945 года в Берлине. Отец, повторяю, так не поступил бы…
Гитлерюгенд был образцом, по которому создавались аналогичные структуры, в Японии, например. Но с именем этой организации связана и деградация, которой подвергалась молодежь, обучаемая одному лишь военному делу. Необходимость соблюдения принципа «молодежью может руководить только молодежь» привела к тому, что когда отцу исполнилось двадцать девять лет, ему пришлось передать пост руководителя гитлерюгенда более молодому претенденту Аксманну. После этого отец пошел в армию простым солдатом, попал с войсками во Францию. И там его произвели в лейтенанты, как он рассказывал, за заслуги в бою за какой-то мост. Этот рассказ произвел на меня сильное впечатление, поскольку сам я очень далек от армии и всего, что с ней связано. После такой небольшой военной карьеры, в 1940 году, когда ему было тридцать три года, он был назначен гауляйтером и комиссаром обороны, другими словами – бургомистром Вены. Там провел все последующие пять лет вплоть до прихода русских. При этом он отвечал за организацию обороны. Здесь он оказался в такой же ситуации, как и Эрнст фон Вайцзеккер: был найден документ, который подтверждал, что он знал о депортации евреев. Сам он не отдавал таких приказов. Депортацией занимались совсем другие структуры, в основном СС. Кроме того, депортация началась задолго до его появления в Вене, а в 1942 году неожиданно прекратилась, – это связано было с изменившимися планами Гиммлера. Но, естественно, это не освобождает его от ответственности, поскольку он не протестовал, всё происходило с его молчаливого согласия.
«В начале войны Ширах был еще в фаворе у Гитлера. Говорят, летом 1942 года Гитлер заметил в узком кругу, что возлагает большие надежды на Шираха»
55.
«…Потом он женился на Хенни Гоффман, а в свое время даже считался золотым мальчиком партии, практически наследным принцем»
56.
