Отец Рихарда действительно стал полноправным обитателем Асгарда. Но, как мы понимаем, на каждого Бальдура есть свой Локи, земной инкарнацией которого выступил рейхсляйтер Мартин Борман, активно поспособствовавший потере авторитета фон Шираха: «Решив испортить репутацию Шираха, Борман принялся рассказывать за чайным столом порочащие гауляйтера Вены анекдоты, но, когда соответствующим образом настроенный Гитлер пренебрежительно отозвался о Ширахе, неожиданно начал расхваливать его. Похвала, однако, звучала настолько двусмысленно, что уже через год Гитлер начал испытывать непреодолимую антипатию к Шираху и даже несколько раз отказывался принимать его. Теперь Борман мог со спокойной душой и с оттенком презрения в голосе в отсутствие Гитлера так отзываться о Ширахе: он, дескать, как никто другой, годится на должность гауляйтера Вены, ведь там все интригуют друг против друга. Внешне Борман вроде бы даже стремился своими словами несколько подправить репутацию Шираха, но в действительности наносил ему последний удар»
57.
Борман, получивший неограниченную власть, умудрился окончательно рассорить Шираха и Гитлера. Вот что вспоминал Генрих Гоффман:
«Однажды в 1944 году, когда я вернулся в ставку из Вены, я обедал с Гитлером и передал ему письмо от Бальдура фон Шираха.
– Ширах, – сказал я, – протестует против обвинений Бормана. Он обвинил Шираха в том, что теперь уже слишком поздно думать об организации противовоздушной обороны в Вене.
Ширах сказал мне, что еще в первые недели после начала войны разработал план противовоздушной обороны, но Борман приказал ему ничего не предпринимать, так как преждевременные действия только напрасно обеспокоят население города.
В письме Гитлеру почудилась скрытая критика Бормана, и он резко оборвал меня.
– Зарубите себе на носу, Гоффман, и скажите вашему зятю! – закричал он. – Чтобы победить в этой войне, мне нужен Борман!..
Он испытующе смотрел мне в лицо, как будто его слова имели какое-то отношение ко мне лично»
58.
Фон Ширах на тот момент уже был политическим трупом.
В «Младшей Эдде» предвестием рагнарёка явилась смерть бога Бальдра.
В 1945 году рагнарёк настал.
Рихард, опрокинувшись на спинку стула, сказал:
– Отец, будучи гауляйтером Вены, оставался на посту до последнего момента, а мы, моя мать и четверо детей, прятались в Тироле. Ходили слухи, что отца поймали и повесили на Флорисдорфском мосту. На самом деле всё было не так. Отец оставался в Вене до того момента, когда передовые отряды русских вошли в центр города. Везде рвались гранаты. В последнюю минуту отец с шофером выехали на машине из города. Русские были уже так близко, что даже ранили водителя. Везде царил хаос, они не знали, сразу их расстреляют, если они сдадутся в плен, или нет. Короче говоря, отец стал выдавать себя за писателя, автора детективных романов, снял комнату в небольшом местечке в Австрии. Но когда через неделю выяснилось, что некоторый порядок всё-таки присутствует, он сдался американским войскам, после чего его перевезли в Нюрнберг для проведения судебного процесса. А еще он прихватил с собой чемодан, в котором лежали картины Рубенса и Ренуара. Они достались ему от матери-американки.
Я спросила у фон Шираха, правда ли то, что американские родственники Бальдура предлагали ему бежать в США и даже были готовы поспособствовать побегу? Если это правда, тогда… почему он сдался? Мне показалось, по лицу Рихарда пробежала легкая тень.
– Мать тоже этого не понимала. Она рассчитывала на побег в Америку – там были очень богатые родственники, готовые принять и отца, и нас всех в любой момент. Поддельные документы были готовы – всё было готово. Надо было только решиться. Отец сделал выбор не в пользу вольной жизни и семьи. Он выбрал… Гитлера, даже отрекаясь от него сотни раз, он делал это только для того, чтобы произносить это имя.
В 1928 году судьба предоставила Бальдуру фон Шираху выбор: он ездил в Америку, где встречался со своим богатым дядей-промышленником Норрисом, который недвусмысленно намекнул племяннику на то, что тот может в свои юные годы занять высокий пост в его корпорации и остаться в США навсегда. Но Бальдур, уже зараженный бациллой национал-социализма, отказался. Выходит, он отринул Америку дважды – тогда, в 1928 году, и в 1945-м.
– Предполагаю, что в основе логики отца весной 1945 года лежало две вещи, – сказал Рихард фон Ширах. – Прежде всего, отец понимал, что ему, конечно, удалось бы сбежать и спрятаться, но что будет, если вдруг кто-то из русских идентифицирует его? Тогда он действительно будет на Флорисдорфском мосту болтаться в петле. Но его вряд ли бы узнали: отличный фальшивый паспорт на имя Рихарда Фалька, борода, очки, свободное владение английским – он представлялся переводчиком и писателем. Ну а во-вторых… мне трудно сформулировать… Мать считала, что это всё его тщеславие.
– Тщеславие?
– Да. Он хотел оказаться на процессе. Так сказать, подвести итоги своей работы. И он приходит к американцам и торжественно объявляет: «Я – Бальдур фон Ширах». Точнее, кажется, сначала он отправил адъютанта, но того преспокойно отпустили обратно – не поверили, сказав, что труп фон Шираха висит на мосту. И тогда папа явился к ним сам.
Представился. Сдался.
– Зачем? – спросила я. – Это же глупость! Нет, это, конечно, хорошо для всех – не для него. Не понимаю. Вот взять, к примеру, Гиммлера. Он же тоже мог преспокойно ускользнуть от правосудия.
– Там странная история, – сказал фон Ширах, – никто не знает наверняка…
– Официальная версия такова, – с умным видом начала я. – Гиммлера поймали англичане. Ну немец как немец. Таких тысячи – усталых, потрепанных. К тому же Гиммлер сбрил усы и был с повязкой на глазу. Его не идентифицировали. Ну а потом, вместо того чтобы смолчать в тряпочку, он снял повязку, надел очки, представился и попросил о встрече с Монтгомери.
– А потом раскусил ампулу с ядом, когда понял, что ее могут отобрать, – закончил за меня Рихард.
– И зачем он представился?
– Не знаю, – ответил мой собеседник совершенно искренне. – Кстати о Гиммлере. Я вспомнил одну очень интересную, почти анекдотичную историю. Как-то отец, когда он еще был студентом, приехал на каникулы домой в Веймар, а Гиммлер тогда тоже был в Веймаре, у него не было денег и негде было переночевать. Тогда отец предложил ему переночевать в большом родительском доме. Гиммлер тогда еще мало что из себя представлял, у него был только мотоцикл, сам был худющий. Моя бабушка-американка очень вежливо его приняла и в какой-то момент заметила, что с ним что-то не так. Она спросила, в чем дело, и он сказал, что у него расстройство желудка. Она заварила ему чай и сделала компресс. Гиммлер остался благодарен ей за это на всю жизнь – постоянно передавал ей приветы потом. Так что вот как было: молодой Ширах приглашает Гиммлера, чтобы тот не тратился на гостиницу и провел у нас одну ночь. Как всё было переплетено еще в самом начале…
