На другой стене, напротив входной двери, – длиннющее окно. Спиной к окну – большой черный кожаный диван и кресло. Рядом с диваном – изящный резной деревянный столик ХIХ века, который на фоне остальной современной мебели казался тонконогим недоразумением. В дальнем углу комнаты – огромный дубовый стол, усыпанный ворохом бумаг и газетными подшивками.
Рядом – дверь в другую комнату, маленькую столовую. В проем были видны массивный деревянный стол, стулья и инвалидное кресло Манфреда.
По левую сторону от входной двери – огромный стеклянный шкаф во всю стену: я сразу отметила корешки биографий Эрвина Роммеля, под которые были отведены отдельные полки. Там же за загустевшим от прикосновений стеклом книжных полок в хаотичной последовательности были расставлены самые разные фотографии, на которых я узнавала Манфреда в период его мэрства с неизменной спутницей жизни Лизелотте – в разных строгих нарядах и шляпках. Были цветные фотографии двух малышей во всех вариантах – как я догадалась, детей Катрин, внуков четы Роммель. Были, разумеется, и фотографии генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля в изрядном количестве. Было видно, что отец Манфреда присутствует в этом доме и занимает значительное место. К удивлению своему, среди этих хаотично расставленных фотографий я заметила ту, что была подписана снизу «Роммель и Монтгомери». Это были, разумеется, не отцы, а дети. То есть Манфред, которому на фотографии было чуть за пятьдесят, и сын британского фельдмаршала Бернарда Лоу Монтгомери, разгромившего Эрвина Роммеля в Африке, в сражении под Эль-Аламейном в 1942 году.
– Это Манфред и сын Монти, – шепнула мне проходящая мимо Лизелотте, с чайником для заварки в руках. – У них прекрасные отношения, несмотря на то что отцы были врагами и бились друг против друга. Два великих военачальника…
Ну не знаю. Сам Эрвин Роммель относился к британскому фельдмаршалу с некоторым презрением, считая, что Монтгомери не столь даровит, и обладай он, Роммель, такими же ресурсами, что и Монти, исход боев в Северной Африке мог быть иным. Но, надо признать, поражение в сражении под Эль-Аламейном, из которого Монтгомери вышел Монти Аламейнским, сильно подорвало здоровье генерал-фельдмаршала Роммеля.
Из беседы тюремного психиатра Леона Голденсона в Нюрнберге с Альбертом Кессельрингом, генерал-фельдмаршалом военно-воздушных сил, а позднее главнокомандующим вооруженными силами Германии и Италии: «“Впадал ли Роммель когда-нибудь в такую депрессию, что его приходилось госпитализировать?” – “Да. У Роммеля случился нервный срыв в Африке, и его госпитализировали. Он был сильно подавлен. В Эль-Аламейне он был уже не тем Роммелем, что раньше. С того момента он уже не мог выносить всё это”»
128.
Одна из множества необычных версий о смерти Эрвина Роммеля состоит в том, что он, дескать, не выдержал поражения от Монтгомери и принял яд. Этот, я бы сказала, шекспировский сюжет не выдерживает критики хотя бы просто потому, что человек с молниеносной реакцией, талантливый стратег и тактик, получивший во время Африканской кампании прозвище Лис пустыни, слишком долго раскачивался, прежде чем испить яд: в 1942 году Роммель потерпел поражение в битве при Эль-Аламейне, через полтора года командовал группой армий «В» в Северной Франции, где его шефом был фельдмаршал фон Рундштедт. А скончался Роммель в ноябре 1944-го – выходит, долго он тянул с ядом, который собирался принять якобы из-за Монтгомери. Хотя красивая история о вражде двух военачальников могла бы лечь в основу какого-нибудь голливудского фильма или фикшн-произведения о Третьем рейхе.
Когда мы закончили приготовления к съемкам, Лизелотте разбудила Манфреда. Роммель решил начать с начала, то есть с краткой биографии отца. Я попыталась возразить, что интересно было бы узнать о жизни самого Манфреда, на что он ответил: «Моя жизнь не так интересна, как его, но я непременно… расскажу о себе, своем отношении к отцу…»
Нужно сказать, принижая себя, Манфред лукавит. Он стал очень популярным политическим деятелем в Германии, проявив себя прекрасным тактиком и стратегом, хотя и не на поле брани, как его отец. Манфред – один из лучших хозяйственников, «коммунальных политиков» в стране. Более того, он редкий пример человека, которому удалось добиться большого успеха и стать самостоятельной единицей, раздвинув рамки фамилии. И у Манфреда Роммеля наград не меньше, чем у его отца, только все за вклад «в мир, а не войну».
В 1987 году Манфред стал кавалером ордена «За заслуги перед Итальянской республикой», два года спустя, в 1989-м – кавалером ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германией», в 1990-м – командором ордена Британской империи. Из рук бывшего президента Франции Жака Ширака он получил орден командора Почетного легиона (2002 г.) за развитие культурных связей между Германией и Францией (с 1995-го по 1999 год представлял немецкий МИД в контактах с Францией). К тому же Манфред – автор множества книг, посвященных проблемам сегодняшней Германии.
Устроившись напротив Манфреда, я с ужасом думала о том, как он будет рассказывать. Речь его была сбивчива и непонятна – до такой степени, что даже немец Роланд из бюро ZDF в Москве, к которому я позже обратилась с просьбой помочь в переводе интервью, в итоге сказал, что сделал всё что мог: часть слов Манфреда разобрать было невозможно, потому что, когда силы покидали его во время интервью, он переходил на шепот или бубнил себе под нос. Но, к счастью, бльшую часть того, что рассказал Роммель, воспроизвести можно.
«Мой отец был родом из мещанской семьи. Его отец, директор средней школы, постоянно говорил Эрвину: “У тебя есть два варианта, либо ты станешь учителем, либо солдатом”. А мой отец, будучи хорошим математиком, хотел стать инженером. Но мой дедушка был против. Таким образом, отец стал солдатом, профессиональным военным. И необычно при этом было то, что он никогда не воевал в России – ни во время Первой мировой войны, ни во время Второй. После Первой мировой, несмотря на успехи отца, пробиться в Германии было, конечно, мало шансов… Тогда приходилось радоваться тому, что ты вообще смог оставаться в рядах армии. Четырнадцать лет мой отец пробыл в звании капитана. Сегодня такое было бы невозможно в Германии, это вызвало бы скандал, но тогда все твердили: будь счастлив, что у тебя вообще есть работа. В армии ощущалось нежелание вновь воевать. Это касалось не только Германии – всех, и французов, и англичан. И Гитлер, пришедший к власти в 1933 году, сначала постоянно заявлял: “Да, я пережил войну. Я был ефрейтором. Я никогда не начну новую войну”. Но в действительности он запланировал войну с самого начала».
Эрвин Ойген Йоханнес Роммель во время Первой мировой войны служил в Альпийском батальоне на горной границе с Италией (во время Итальянской кампании) и Румынией (во время Румынской). В ходе боев у горы Капоретто Роммель захватил важные стратегические позиции и вынудил сдаться противника, превосходящего немцев количеством. За это он, молодой офицер, получил высшую военную награду Пруссии – орден Pour le MJrite («За заслуги»). В 1914 году он получил Железный крест 2-го класса, а в следующем году – 1-го класса. На кресте Роммеля – цифра 1914. И крест этот находится в историческом музее в Баден-Вюртемберге: Манфред Роммель передал туда все награды генерал-фельдмаршала. Себе оставил семейные фотографии, несколько карт с Первой мировой, пачки писем отца ему и матери и приказы за подписью Роммеля. Даже маршальский жезл Манфред передал в музей.
