– Да-да, и Лизелотте постоянно поддерживала ее, эту дочь коммуниста. В общем, когда эта девочка вернулась из Москвы, я как раз стал кандидатом на пост мэра Штутгарта. И она подошла к моей жене и сказала: «Как дочь коммуниста я не могу голосовать за вашего мужа, я хотела бы, но это неправильно. Я просто прошу вас передать это ему».
– А я ей ответила: «Ну зачем ты мне это говоришь? Я всё понимаю и без слов», – тихо рассмеялась Лизелотте.
– Но это было очень по-мелкобуржуазному трогательно… – добавил Манфред.
Дурацкое, конечно, сравнение, но Лизелотте с мужем казались мне милыми голубками. Она сжала своей рукой его большую руку и следила за каждым его словом, радуясь, когда у него получалось говорить без одышки и четко.
– Мне очень жаль, что вы не можете увидеть нашего кота, – посетовала Лизелотте, забыв про работающую камеру. – Он просто замечательный, но с утра убежал гулять.
– А у моего отца была собака, – сказал Манфред, – точнее, две собаки. Так странно вышло, что обе собаки терпеть не могли людей в униформе, и когда кто-то из подчиненных приходил к отцу, нужно было сразу запирать дверь, иначе собаки лаяли как безумные. Помню… – Манфред часто и прерывисто задышал, это было похоже на счастливый смех человека, вспомнившего забавную историю из своей юности. – …Собаки как-то не усидели в комнате и вышли. И какой-то младший сержант, спасаясь от них, залез на отцовский стол. Отец вошел в комнату и сказал ему: «Вы же мужчина! Как же можно так бояться собак!»
– Может, вы расскажете еще немного о вашей карьере?.. У вас такие ордена… – напомнила я Манфреду.
– Собственно, я всё сказал про политическую карьеру… А ордена… я ими горжусь, но никогда ими не жил. Может, вас интересует моя военная карьера? Я ведь начинал в люфтваффе, служил в ПВО. Воевал во имя Третьего рейха. И даже хотел вступить в СС…
Я посмотрела на Манфреда, мэра с нацистским прошлым и сына человека, который был одним из любимейших генералов Гитлера до 1944 года.
– Да, я мечтал вступить в СС, – продолжил Манфред Роммель, – но отец был категорически против: нет, только не туда, не к Гиммлеру. Там – люди полностью подневольные. Им скажут убивать мирное население и детей – они пойдут убивать. Помню, он сказал: «Пока я жив, я буду решать, где тебе служить. В СС ты не пойдешь ни в коем случае». – Манфред тяжело вздохнул и что-то пробормотал себе под нос, я не переспрашивала. Казалось, он выдохся и замолчал, но секунд через десять продолжил: – Мне тогда было лет 13-14. И я, конечно, мечтал попасть в дивизию из членов гитлерюгенда при СС, которая была сформирована в 1943 году. Это было очень круто. Но дивизия эта в итоге понесла страшные потери в Нормандии. Ребятам было от 16 до 18 лет, они были хорошо обучены и потому брошены в оборону. В общем, дивизия начала воевать с численностью состава в 22 тысячи человек. Это было 7 июня во Франции. А в конце, в сентябре, осталось, по-моему, лишь 800 человек с тремя танками и с несколькими единицами противотанковых орудий.
– Вам повезло…
– Да, отец был прав, – сказал Манфред и вздохнул, – он во многом был прав…
Устроившись в кресле и окутав себя полумраком гостиной, что создавал приятный контраст с выбеленной картинкой на улице, Манфред продолжил тему своей военной карьеры:
– Уже в возрасте сорока девяти лет я имел звание генерал-лейтенанта. И никто мне в этом не помог. Недавно один полковник заявил мне: «Господин Роммель, в Третьем рейхе ваш отец был слишком быстро повышен в должности». Я ответил: «Мой дорогой друг, я тоже был быстро повышен в должности и, в конце концов, оказался в той же тарификационной группе, что и мой отец». И тогда мой собеседник стушевался и не нашел, что ответить…
Манфред откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Заговорил он после долгой паузы:
– Сталин и Гитлер, – сказал он четко и снова замолчал.
– Поспорим, – тихо предположила я, – что вы сейчас обрушитесь на Сталина, уравняв его с фюрером?
– А что? – тяжело задышал Манфред. – Была большая разница? Впрочем… Сталин всё же… конечно, не стоит хвалить Сталина… но Сталин выглядел чуть внятнее, как мне кажется, в том смысле, что он добился того, что советскую промышленность эвакуировали на восток – без этого Советский Союз был бы повержен… И, кроме того, Сталин не так яро вмешивался в дела управления войсками, оставляя это на откуп советским маршалам… Гитлер же все решения принимал сам. Склонившись над картой, он отслеживал передвижения армий своим карандашом, ставил галочки и говорил: хочу, чтобы было так.
«О положении на западном театре военных действий – тогда бои шли только на территории Северной Африки… Гитлер и здесь стремился вникать во все подробности. Роммель неоднократно вызывал недовольство Гитлера тем, что очень невнятно докладывал в ставку о передвижении своих войск, то есть попросту скрывал от нее истинное положение дел с целью неожиданно преподнести сенсационную новость о полностью изменившемся положении на фронте. Гитлер бурно негодовал, но, питая сильную симпатию к Роммелю, закрывал глаза на его поведение»
133.
А вот те же «Воспоминания» Шпеера о встрече Роммеля и Гитлера в 1943 году: «Он был очень вежлив с Гитлером, но держался несколько отстраненно и почти демонстративно не называл его “мой фюрер”. Для Гитлера Роммель был профессионалом высокого класса, способным, как никто другой, отразить атаки войск западных союзников. Лишь поэтому он так спокойно воспринял его критические замечания… Видимо, Роммель подумал, что бессмысленно приводить какие-либо доводы человеку со столь дилетантскими суждениями. Во всяком случае, в ответ он только пренебрежительно и даже несколько сочувственно улыбнулся…»
134
Роммель как профессиональный военный и индивидуалист по своей натуре не слишком скрывал, что считает Гитлера дилетантом, которому не следует вмешиваться в работу профессионалов. Более того, он исполнял приказы фюрера исходя из их целесообразности, и пока он одерживал блестящие победы, это неповиновение ему сходило с рук. Поставленный командовать Африканским корпусом в начале 1941 года, генерал-лейтенант Эрвин Роммель вскоре стал генерал-полковником, а потом и генерал-фельдмаршалом (22 июня 1942 года), получив награду из рук Гитлера. Новое звание было присвоено ему после победы 20 июня 1942 года в битве за Тобрук, самую укрепленную крепость Африки. Считалось, что взять ее невозможно. Это был главный плацдарм союзников, и хотя его пытались штурмовать множество раз, выбить защитников из крепости не удавалось. У Роммеля – получилось.
К июлю его армия, потеснив превосходящую численностью армию союзников, уже находилась под Эль-Аламейном: это при том, что с каждым днем положение в войсках стран Оси ухудшалось – сказывалась колоссальная нехватка топлива, орудий, людей. Роммель ждал подкрепления, но подкрепление пришло лишь к войскам союзников – и не только в виде техники: 15 августа появился и новый командующий английской армии – тот самый Бернард Лоу Мотгомери, которому суждено будет стать Монти Аламейнским.
