– Ну ладно, сдаюсь! Но ты уж открой секрет смерти дяди, если знаешь. Было несколько разных версий, как Герман Геринг заполучил капсулу с ядом, которой отравился в ночь перед казнью. Лично мне нравится версия, – нагло вру я, выбрав самую неправдоподобную, – что капсулу ему через прощальный поцелуй передала жена, Эмми Зонеманн. Эту капсулу в камере он перепрятал в крем, или куда еще, а в нужный момент использовал по назначению…
– Нет! – Элизабет роняет бутерброд и даже не наклоняется, чтобы его поднять. – Нет! Нет! И еще раз нет! Тетя Эмми не давала ему капсулу: она сама признавалась потом, что никогда бы такого не сделала, просто не смогла бы так поступить с любимым мужем! Капсулу с ядом дал дяде британский солдат. Что ты так смотришь? Да, кое-то из охраны дядю уважал. Подробностей никаких не знаю, но именно это говорила мне мама, которая слышала всё из уст самой тети Эмми, с которой они много лет поддерживали связь после казни дяди Германа.
– Как твой отец пережил казнь брата?
– Не думаю, что легко. – Элизабет кряхтя наклоняется, чтобы собрать с пола бутерброд, потом откладывает в сторону. – Это для птиц. Так вот, я была слишком маленькой, казнь дяди Германа дома вообще не обсуждали, но раз отец, рискуя жизнью, сдался в 1945-м и пытался спасти брата от виселицы, то, наверное, для него это был тяжелый удар. Иногда я даже думаю (но это уже глупости, так что снимать не надо), что моя собственная семья пострадала из-за дяди, хотя Германа винить в этом, наверное, неправильно. Но мой отец вернулся домой в 1947 году совсем другим, тогда и начались его измены матери: вряд ли трехлетнее заключение и допросы так его добили. Думаю, все дело в Германе. С его смертью из Альберта ушла какая-то легкость, «легкое дыхание», что ли…
– А мог, к примеру, Геринг сказать твоему отцу во время последней встречи в Нюрнберге… только чур не всаживай в меня свой нож, это просто мысль и ничего более…
– Ну-у-у?
– Мог он сказать Альберту во время последней встречи, что ты, к примеру, не его дочь?
– Что-о-о? Чья же тогда?
И тут вдруг Элизабет начинает хохотать:
– Ну не-е-е-ет! Ну ты даешь!
– Это я просто так сказала…
– Нет, давай-ка разберемся. – Элизабет смеется, закашливаясь. – То есть, выходит, мой дядя рейхсмаршал, который, как ты уже знаешь, и в самом деле нежно относился к Миле Клазар-Нойман, моей маме, – не дядя мне вовсе, а… гм… папа? Глупость и ерунда, хотя я понимаю, в чем причина: тебя сбивает с толку моя внешность.
– Послушай, я просто хоть как-то пытаюсь разобраться в том, что сказал твоему отцу твой дядя в Нюрнберге незадолго до смерти.
– Твоя ошибка в том, что ты хочешь сложить этакий затейливый сюжет с началом и концом. Но некоторые истории не нуждаются в начале и конце, не нуждаются в дополнениях. Если есть белые пятна, то пусть они ими и останутся…
– И всё же, – сама не понимаю, чего меня вдруг понесло, – нельзя так свято относиться к известным фактам, надо уметь немножко не доверять им, уметь трактовать их.
Элизабет вдруг начинает тихо тараторить:
– Согласно твоей трактовке выходит, что Альберт от моего дяди, то есть собственного брата, узнал о том, что я не его дочь, после чего он до конца благородно пытался спасти Германа. Не получилось. После смерти дяди он отказался от меня и матери, которая, выходит, изменила ему в свое время с рейхсмаршалом. И Альберт в итоге оставляет себе фамилию Геринг… Жуть какая-то…
– Прости, – говорю ей, – меня занесло, я просто развлекаюсь, строя догадки, а тебе-то не так весело всё это слушать.
– Ничего, – говорит она тихо, – твоя теория выглядит со стороны… как-то занимательно, и опровергнуть-то с лёту трудно. А ты… молодец, лихо закрутила. Я была права, когда сказала тебе еще в самом начале: сделай художественный фильм и получи «Оскар».
– Давай забудем мое… предположение. Итак, твой отец Альберт… ты не против, если мы вернемся к Альберту?
Геринг, сложив очередной бутерброд, словно головоломку, требующую от нее максимум интеллектуальных усилий, что-то бубнит. Я не слышу. Ненавижу переспрашивать. Но делаю это. Мне кажется, что она непременно должна сказать сейчас что-то очень важное.
Она говорит:
– Альберт никогда не любил кошек.
Нет, не так. Она сказала: «Альберт. Никогда. Не. Любил. Кошек».
Элизабет задумывается, отворачивается и открывает бутербродницу. Потыкав пальцами в мягкие тельца бутербродов и убедившись, что они достаточно прогрелись, она выкладывает их вилкой на пластиковые тарелки, пачку которых специально прихватила с собой из Лимы.
– Кстати. – Раздав всем по бутерброду, Элизабет не торопится есть свой, в задумчивости пощипывая себя за бока – как бы в напоминание, что лишние калории вовсе ни к чему. – Я обещала тебе кое-что сказать. Я, конечно, не большой знаток семейной истории и всё такое, но вполне вероятно, что и Альберт, и мой дядя Герман – не дети своего отца Генриха Геринга. Мне мама на это намекала.
– Что ты имеешь в виду? Ведь Альберт, Герман, Паула и Ольга – дети Генриха Геринга и Франциски Тифенбрунн, второй его жены. От первой жены у него было, если не ошибаюсь, пять детей…
– Ну да, большая семья, – кивает Элизабет, косясь на свой бутерброд, и, взвешивая все за и против, не спешит вцепляться в него зубами, – но крестным отцом дяди Германа, может, и не только крестным, – был некто доктор Герман фон Эппенштайн, еврей-выкрест. Кстати, в честь него и назвали дядю Германа. Я также подозреваю, что Альберт тоже вполне мог быть сыном фон Эппенштайна. Если арийская внешность Германа ставит всё-таки под сомнение этот факт, то мой отец – совсем другая масть. Видишь ли, никто не скажет точно – некому, но отец (или тот, кто таковым считается) Альберта и Германа, Генрих, со своей женой Франциской несколько лет жили в замке фон Эппенштайна. Об этом человеке известно не так много. Он был врачом, с Генрихом Герингом познакомился в Африке, где тот работал по приказу Отто Бисмарка. В общем, они подружились, и так вышло, что фон Эппенштайн пригласил пожить к себе Геринга и его новую молодую жену…
– Франциска была моложе мужа?
– Лет на тридцать. Между фон Эппенштайном и ею вспыхнула настоящая страсть. Но я хочу сказать про замок, в котором жили все они, – Франциска, ее муж и богатый любовник-еврей, врач по образованию. Фон Эппенштайн в самом начале двадцатого века купил замок Фельденштайн в Германии, построенный примерно в 1000 году [в 1253-м. – Т.Ф.]. После долгой реставрации, что обошлась ему в целое состояние, он и поселил в замок своих друзей – семейную пару Герингов. Там-то, судя по всему, Франциска Геринг, молодая жена, предавалась страсти в объятиях фон Эппенштайна… Да, доказать никто уже не сможет, но разве внешность моего отца не прямое тому доказательство? Впрочем, меня там не было… Этот замок, Фельденштайн, по просьбе Германа фон Эппенштайна в 1937 году передали во владение другому Герману – Герингу. Ну а сегодня это уже собственность Германии.
