– Если ты о Рольфе Менгеле, то он принял свое окончательное решение…
– Не выдавать.
– Так что его папаша преспокойно скончался в Бразилии в 1979 году. А теперь вот, спустя долгие годы, сын с удовольствием мазохиста ездит в Освенцим и приносит свои извинения…
– За то, что не сдал отца? – уточняет Франк спокойно, закинув голову и выдыхая сигаретный дым. – Я как-то упустил из виду продолжение этой истории.
– Рольф Менгеле приносит извинения за отца, который, по словам самого Рольфа, так до конца жизни ни в чем и не раскаялся. Но точно не за то, что не выдал его МОССАДу или еще кому.
– То есть ему просто жаль, что так вышло с узниками Освенцима? – уточняет Франк, поскрипывая сдавленным смешком и стараясь не расхохотаться.
– Да. Ему просто жаль.
В свете десятков подобных трагедий краткая история Беттины, дальней родственницы Геринга, заочно доказала мне, что ее инфернальные отношения с рейхсмаршалом – лишь верхушка айсберга, а что там скрыто под толщей воды… с этим нужно было разбираться отдельно.
Если отбросить снобизм и рассуждения о том, что есть истинная драма и когда она превращается в фарс, то персонаж для кино Беттина явно подходящий. А еще во мне вдруг вспыхнул интерес и к Шанти Баннварт, живописующей люпины среди кактусов пустыни. Интерес сугубо прагматичный, ибо, будучи не только подругой-соседкой, но и психотерапевтом, Шанти могла бы прекрасным образом принять участие в фильме вместе с Беттиной, которой от этого будет только легче, ведь Баннварт для нее – человек знакомый.
В общем, я села за электронное письмо и, мысленно запечатав его сургучом своей надежды, кликнула мышкой на кнопку «отправить», предварительно вбив в строку адрес автора эссе «Место прощения», ожидавшего отзывов и «справедливой критики» на свое творение, размещенное на личном сайте.
Буквально на следующий день я получила милый ответ:
«Уважаемая Татьяна!
Я очень тронута работой, в которую Вы погружены, а также Вашими профессиональными усилиями и навыками. Я лично считаю себя ответственной за то, чтобы говорить от лица немецких детей и женщин, переживших войну, отягощенных своим местом в истории, и, конечно, я готова общаться с Вами с большой внутренней отдачей! Спасибо!
Также от лица Беттины хочу поблагодарить Вас за предложение поучаствовать в Вашем фильме – для меня же это просто честь, и я очень этим взволнована! Ну конечно я приму участие и помогу всем, чем смогу!
Что касается Беттины. Должна сказать, что мы с ней временно не на связи, ведь буквально пару недель назад я как раз заехала, чтобы по-соседски пожелать ей удачи на отдыхе в Таиланде, куда она отправилась на три месяца. Но не огорчайтесь. Я посмею разделить с Вами свою уверенность в том, что она не откажется сниматься в фильме, и попытаюсь разыскать её тамошние координаты или электронную почту, знать которую до этого момента мне просто не было нужды. Я понимаю, что отсутствие Беттины затянет сроки Вашего проекта, но тут уж ничего не поделаешь, ведь главное, в конечном итоге, – цель.
Насколько я поняла, о моем знакомстве с Беттиной Вы узнали из очерка “Место прощения”? Я очень польщена. Могу похвастать, что этот очерк, размещенный в Интернете, стал победителем в местном конкурсе, и его опубликовали сразу в двух антологиях. Но знаете, что самое любопытное? Прямо сейчас я работаю над книгой-автобиографией, которая называется: “Танцующая на одной ноге. Мемуары выросшей в нацистской Германии”. Больше всего меня изумляет, насколько перекликаются наши с Вами темы: в основе каждой – тема нацизма. Кто бы мог подумать, что это еще волнует кого-то, кроме меня. Впрочем, наверное, волнует: мы же – и я, и Беттина – живем в диких местах, на самой окраине Санта-Фе, где кактусы – лишь меньшее из зол, которые могут тронуть воображение человека, обитающего в городской среде.
Я еще раз благодарю Вас за предложение, на которое уже даю свое согласие, в ближайшие дни разыщу координаты Беттины и расскажу ей о проекте. А Вы пока пришлите мне краткий план интервью: будет ли тема бремени вины основной? Или предполагаются еще какие-то темы?
С самыми теплыми пожеланиями,
Шанти Элке Баннварт.
P.S.: Mой отец Ханс Ройсслер не был нацистом. Я так считала. Пока не нашла наградной крест и грамоту, врученные ему в 1944 году, за личной подписью Гитлера».
Буквально через несколько дней после письма Шанти мне в почтовый ящик упало еще одно письмо, данные отправителя обозначились в адресной строке как Беттина С (на С начиналась та самая ее фамилия, которую я так жаждала узнать). Письмо было коротким – никаких тебе изысканных вензелей, романтики и причудливых узоров.
«Привет! Приятно знать, что есть еще в мире люди, которые хотят закрыть главу Второй мировой. Я колебалась, участвовать ли в Вашем проекте, но Шанти меня уговорила, так что буду рада поработать с Вашей группой. Пока. Спасибо.
Беттина».
О том, что внучатая племянница рейхсмаршала Геринга живет в США очень давно, говорила сама манера письма. Коротко. Прямо. И без лишних вопросов. Истинный немец, он же душу из тебя вынет своей генетической привязанностью к эпистолярному жанру, – помню, какими полотнами писем мы обменивались с тем же фон Риббентропом, да еще и по факсу на официальных бланках. Более извращенного способа общаться на расстоянии, мне кажется, никто не придумал.
Но вернемся к Беттине и Шанти. Идея вовлечь последнюю в проект была абсолютно верной. Предлагаю еще одну короткую выдержку из эссе «Место прощения».
«Несколько недель спустя [после встречи на дороге. – Т.Ф.] Беттина приехала ко мне на чай. “Мне нужно научиться прощать, чтобы простить собственный народ, – сказала она. – Я испытываю огромное сострадание к Германии и немецкой истории”. Я призналась ей: “Твоя открытость помогает мне смиряться с собственными скелетами в шкафу, и теперь я могу говорить более свободно и о своем прошлом тоже. Ты растопила меня, и я чувствую себя так, словно внутри меня тает лед”».
Мне хотелось бы сказать себе, что я понимаю, что гложет этих взрослых женщин, перепрыгнувших с одного материка на другой, – от зеленеющих по весне берез Фатерланда в пустыню, покрытую кактусами и кустарниками.
Мне хотелось бы сказать себе, что я понимаю и лаконичную Беттину, и сентиментальную многословную Шанти. И всё-таки я не понимала. Даже вырвавшись за просторы своего узкого сознания, вряд ли смогла бы понять. Единственное, на что можно было рассчитывать, так это на то, что я смогу этих незнакомых мне людей почувствовать.
Итак, 7 мая я и Сергей Браверман ступили на землю штата Нью-Мексико. Оказавшись в черте города, я попросила таксиста остановиться там, где могут продаваться газеты. Мой коллега недоверчиво уставился на меня, однако вышел из машины размяться. Я купила выпуск Santa Fe New Mexican, и мы двинулись дальше.
