– И что пишут? – иронично поинтересовался SS.
– Пишут, что мы приехали.
– А что еще? – зевнул он.
– Что мы приехали.
– Уже не смешно, – сообщил SS.
– А я не смеюсь. – Я сунула передовицу ему под нос. – «Relatives of World War II Nazis wrestle with families’ legacy of hate». Это заголовок. А вот и первые строки: «Съемочная группа российского телевидения приезжает в Санта-Фе на этой неделе, чтобы взять интервью у двух местных жительниц для документального фильма о том, каково это – быть родственниками нацистов».
– Ни фига ж себе.
– Слушай… так-так… Первый канал… – пробегаю глазами по строчкам, – тут даже цитата из меня… выдержки из моей переписки с Шанти…
Автором статьи оказался Том Шарп, журналист Santa Fe New Mexican. Шанти предупреждала меня, что он, возможно, набросает маленькую заметку про них с Беттиной и то, почему русские вдруг заинтересовались потомками и родственниками нацистских лидеров. Но я-то наивно полагала, что размер заметки будет не больше какого-нибудь скромного некролога, и уж точно не думала, что моя личная переписка будет предана огласке. А тут – на тебе: фотография Беттины и Шанти на первой полосе, «русская съемочная группа» и большое продолжение внутри.
У них тут что, правда ничего не происходит?
«Беттина Геринг и Шанти Элке Баннварт жили в этом штате более двадцати лет, но избегали друг друга и огласки относительно их прошлого до недавнего времени».
Судя по всему, наша эпистолярная история с Шанти взбудоражила ее и Беттину настолько, что когда племянница рейхсмаршала вернулась из Таиланда, они тут же отдались в руки газетчиков, с тем чтобы дать выход тому неуемному возбуждению, что клокотало внутри. И обе дамы, которые тщательно скрывали свое происхождение, вдруг заявили о себе на весь штат, а я невольно оказалась катализатором, из-за которого они, наконец, решили обнажиться перед всеми, кого знали и не знали (позже Шанти признается, что инициатором «раскрытия» выступила Беттина). Они заговорили. Беттина оказалась фрондершей.
«Посмотрите, что немцы сделали с евреями, – заявила она. – Посмотрите, что происходит сейчас в Израиле». И маленькая добивочка, от которой я застонала в голос, чем снова вызвала удивление у Бравермана, тут же отобразившееся на его лице.
Это уже, что называется, от автора, Тома Шарпа: «По мнению Баннварт и Геринг, нацистская Германия – не единственное зло в современной истории. Например, Соединенные Штаты уничтожили много индейских культур и поработили чернокожих».
Находясь в компании приличных американцев, и это знают все, не стоит задевать национальную гордость темой порабощения индейцев и чернокожих. Но две подруги-немки отличились. Так резко выйти из сумрака, как сделали они, еще суметь надо. Это я к тому, что не сомневалась, как американцы отреагируют на статью. Что называется, к бабке не ходи. Впрочем, Беттина кое-что предусмотрела. Заявив себя на первой полосе, Геринг пожелала сохранить тайну новой фамилии.
И еще одну тайну.
«Ее старший брат тоже живет здесь, но Геринг заявила, что он хотел бы избежать публичности. “Он занятный, – сказала она. – Он одобряет то, что я делаю, но не хочет быть в это вовлеченным”».
Отчего-то этот загадочный брат Беттины заинтересовал меня с самого начала. Эдакая мистическая фигура, выглядывающая из-за плеча младшей сестры, человек-призрак, не названный никак, даже по имени, который странным образом оказался в тех же местах, что и его сестра.
Довольно подробная история Беттины – обнажаться, так по полной! – заканчивалась репризой, которая мне очень не понравилась.
«С помощью психотерапии, называемой семейными расстановками, она сказала, что ей удалось почувствовать боль, которую нацисты причинили России».
Хватаюсь за голову и ношусь по веранде гостиницы с воплями… Когда в очередном не пойми-каком-по-счету письме я писала о русском народе, пострадавшем от Второй мировой, я не это хотела сказать! Я не хотела, чтобы Беттина сразу стянула всё на себя! Я не израильский режиссер – я не хочу будить в ней Иисуса Христа и призывать страдать за всех и за всех молиться.
Поспать не удалось. За поздним завтраком в отеле Chimayo de Santa Fe, где нам первым делом принесли по стакану воды со льдом – обычное дело в жарких штатах, – солнце сквозь отмытые оконные стекла жарило немилосердно. Мы с Сергеем обсуждали грядущую встречу с оператором Стюартом. Учитывая, что бюджет фильма вообще не предполагал никаких излишеств, оператора с оборудованием я была вынуждена искать среди местных жителей. Разумеется, никто из коллег не мог мне посоветовать приличного оператора в Санта-Фе, так что спасителем в очередной раз выступил Интернет. За завтраком я как раз играла в «представь себе»: это когда ты пытаешься угадать, каким окажется человек, на которого собираешься возложить все свои ожидания по поводу картинки. Судя по нашей долгой переписке, истинный американец господин Пэнни был вполне вменяемым и адекватным, четко отвечающим моим требованиям.
Стюарт оказался милым человеком средних лет. Прямо на открытой веранде отеля мы с ним выпили по чашке кофе. Он внимательно слушал то, что говорил Браверман по-русски и с не меньшим интересом – мой перевод, согласно кивал и задавал вполне толковые вопросы, успевая изредка подбирать за меня точные слова (пока я тянула долгое «э-э-э», пытаясь нащупать нужное слово).
Можно сколько угодно ругать американцев за фальшивые улыбки, фастфуд и масонские символы на Рокфеллеровском центре, но есть в этих ребятах, true-americans, нечто такое, что я бы обозначила как «отсутствие национального комплекса», в смысле не военно-промышленного, не ракетного, а неполноценности, разумеется. Стюарт – первый американец, который работает на меня, симпатяга из забытой Богом дыры на проблемной границе с Мексикой. Да он прямо как я: сам себе продюсер, автор, режиссер, правда, в отличие от меня, главной статьей его доходов является операторская деятельность. Стюарт – закаленный боец: вот уже много лет он мотается по югу США – от Майами до Голливуда и Мексики. Едет туда, куда попросят заказчики.
Порадовало, что Стюарт всё-таки задал вопрос, отличающий нормального оператора от поденщика, которому плевать, на что тратить гигабайты памяти мемори-кардс: американец, мучительно стесняясь и страдая, что сует нос не в свое дело, решился узнать, а кого же мы, собственно, снимаем (заранее о героях я сообщала ему в самых общих чертах) и почему. Получив исчерпывающий ответ и отреагировав на фамилию Геринг репликой: «Да, точно, второй после Гитлера, военно-воздушные силы!» – Стюарт своими познаниями (богатыми для американца из глубинки) привел меня в такое умиление, что, забыв о своих проблемах с лексикой и грамматикой, я толкнула ему короткую и вдохновенную речь о том, что готова разделить нашу Великую Победу над Гитлером, Герингом со товарищи с американским народом, ибо, не будь второго фронта и лендлиза, как знать, чем бы всё обернулось.
Прощаясь со Стюартом, мы договорились о встрече 9 мая, работу с ним планировалось начать спустя день, потому что Шанти и Беттина попросили, чтобы первая наша встреча прошла неформально, без камер. Так что в преддверии Дня Победы мы должны были познакомиться с «моими девочками». После статьи, напечатанной в местной газете, я стала называть их так.
