У Беттины жилистая шея, тонкие кисти рук, длинные пальцы. Волосы натурального темно-русого цвета, с редкой проседью. Ее ярко-голубые джинсы чуть пузырятся в области бедер, хотя при такой чересчур стройной, высушенной фигуре она вполне может позволить себе облегающие «дудочки». Ноги – в удобных сланцах. И, разумеется, никакого педикюра. В руках она периодически вертит очки от солнца, когда не занята волосами или платком, из которого каждую минуту норовит сделать очередную деталь туалета.
Шанти Баннварт – кокетливая пожилая стройная дама в большой соломенной шляпе с коричневым бантом (несколько великоватой) и блузе свободного кроя, с ухоженными темными волосами, черно-серыми прямоугольными серьгами – под цвет блузы и сумки. И хотя Шанти старше Беттины почти на десять лет, отсутствие загара делает ее кожу мягче, нежнее и свежее. У Баннварт и голос мягче, в то время как представительница рода Герингов имеет голос одновременно скрипучий и глухой.
Беттина пьет лимонад шумно, большими глотками, так, что в горле ее слышно бульканье, а Шанти кокетливо подносит стаканчик ко рту, словно пробует вино.
– Мы с Шанти решили, что сейчас устроим для вас с Сергеем маленькую экскурсию по центру Санта-Фе, как договаривались, без оператора: нужно привыкнуть друг к другу. Шанти напомнила мне, что вам было любопытно, что такого я, да и она, нашли особенного в этом месте. Объяснить трудно – нужно посмотреть.
– А завтра можем начинать съемки, – мягко улыбается Шанти, – только сегодня нужно будет составить план, с чего начнем и чем закончим. Может быть, вам что-нибудь понравится в городе!
Беттина – бесцеремонная, прямая, резко встает, потягивается, делает большой глоток лимонада, осушая стакан до дна, ставит его на стол со стуком и первой выходит из отеля, жмурясь от яркого солнца. Шанти делает приглашающий жест и выскальзывает из прохладного мрака, растворяясь в солнечных лучах перед нами.
Трудность подобной ситуации в том, что о герое известно очень мало. Что я знаю о Беттине Геринг, кроме того, что она внучатая племянница Германа Геринга, что она стерилизовалась и живет, как писала Шанти в своем эссе, чуть ли не посреди пустыни? Если поскрести на донышке воображаемой коробки под названием «Все факты о Беттине», то наберется еще вот что: Беттина родилась в 1956 году, в 1991 году эмигрировала в США, у нее есть загадочный родной брат.
Беттина и Шанти ведут нас к уже знакомому индейскому рынку под колоннадой. Со вчерашнего дня тут мало что изменилось: те же коренные американцы, потные, плотные, несуетливые. Те же украшения, обрастающие пылью на запачканных простынях, расстеленных вдоль колонн.
– Так ты, что же, часто тут бываешь? – спрашиваю Беттину, которая поглядывает на украшения, не решаясь, однако, подойти ближе.
– Нет, только с друзьями, которые порой приезжают в Санта-Фе, вожу для них бесплатные экскурсии.
– И вообще ничего не покупаешь тут себе?
– Почему же? У меня есть кое-что от местных индейцев. Я купила себе пару сережек, но, разумеется, не здесь – слишком дорого! Обычно мне украшения дарят друзья – у меня много таких, кто делает сам. Так что большинство браслетов и бус – это подарки. И не какие-то навороченные, а такие, самые простые, зато от души.
Шанти уже вовсю болтает с коренным американцем и вертит в руках вазочку из глины, охая от восторга:
– Смотри, как здорово! Это делали индейцы племени пуэбло.
– Классно, – сдержанно кивает ей Беттина.
– Так что, это правда настоящие индейцы с настоящими своими поделками?
– Точно, – поясняет Шанти, – но просто так тут торговать не сядешь, нужно обязательно получить разрешение местных властей.
– Цены на серебро сильно подскочили, – задумчиво говорит Беттина, словно обращаясь к самой себе, – ладно, пойдем отсюда.
Наблюдая за родственницей Германа Геринга, которого за его страсть к коллекционированию ворованных предметов искусства из оккупированных стран и тяге к роскоши окружение за глаза именовало не иначе как «коллекционер», я понимаю, что Беттина – совсем другая. Она настолько проста, что в какой-то момент кажется живым антонимом рейхсмаршала. В отличие от своей приятельницы, Геринг спокойно проходит мимо маленьких стеклянных витрин галерей, расположенных на Вест-Пэлас-авеню, за Музеем искусств Нью-Мексико, и лишь на наши вопросы и реплики Шанти по поводу какой-нибудь картинки, статуэтки и ожерелья резко кивает головой в сторону обсуждаемой витрины и вяло тянет «даааа, прекрасно».
Очевидно, всё, что находится за стеклом витрин, категорически не вписывается в круг ее интересов – ей больше нравится музей истории Нью-Мексико, куда она тащит нас на несколько минут, чтобы в прохладном холле, борясь с вялостью и липкостью жары, ткнуть длинным указательным пальцем в несколько черно-белых фотографий ХIХ века и сказать пару слов в защиту индейцев (тех самых, заплывших жиром, торгующих у Дворца губернаторов). Сказать, что она за свободу, ценности, любовь и красоту, голубое небо, солнце, которое прямо сейчас обжигает глиняные куличи домиков Санта-Фе. Что она за простую человеческую жизнь вне условностей вроде политических границ, денег, розней на любой почве. И здесь, в месте, где земля под ногами вращается особо лениво и со страшными потугами, словно обливаясь соленым птом мирового океана, всё сказанное Беттиной звучит не наивной декларацией, а чем-то очень правильным и важным. Но то – лишь магия момента, которая рассеется, оставив в сухом остатке очень простенькие пацифистские суждения женщины из рода Геринг.
У витрин «Галерей маниту» Беттина, плавая отражением в сверкающих чистотой стеклах туда и обратно, что-то серьезно обсуждает по мобильному.
– У тебя всё в порядке? – уточняю, когда она заканчивает разговор.
– Да-да, я просто сообщила мужу, что всё в норме. У него сейчас урок пения, а позже я должна буду забрать его по дороге, отвезти домой и накормить. Ему просто нужно поесть. Когда увидите моего мужа, поймете, о чем я. Он невероятно тощий, непонятно, как душа в теле еще держится.
Итак, у Беттины есть муж. Интересно.
– Ой, какая забавная утка: это же из диснеевского мультика! – подает голос Шанти, которая ушла на пару десятков метров вперед, разглядывая витрины.
– Где? – Беттина, впервые проявив к чему-то интерес, и весьма оживленный, направляется к Шанти и сама предлагает войти в маленькую частную галерею, стены которой увешаны цветными картинами с мультяшными персонажами. Геринг тут же вступает в диалог со светловолосым мужчиной в очках в модной оправе, сидящим за компьютером: минут десять продавец отвечает на вопросы гостьи про «мультяшную» тему в искусстве. Их веселый разговор неожиданно завершается сетованиями Беттины – оказывается, ее отец запрещал ей в детстве смотреть американские мультфильмы:
– Он долбил мне: «Это намеренная отупиловка всего мира, ЦРУшные дела! Это для того, чтобы конкретно из тебя сделать идиотку! Никакого Диснея! Никаких американских мультфильмов. Только немецкие. И точка». А мне же так хотелось именно американские мультики смотреть. Там очень добрые, милые, хорошо прорисованные персонажи, юмор. Нет, он был по отношению ко мне категорически неправ.
