– А ты почему покинул Германию?
– Ну, в отличие от Беттины, – Ади подмигивает жене, расположившейся с ногами в соседнем кресле и пролистывающей книгу Шанти «Танцующая на одной ноге», – я был очень правильным подростком… Эй! Ты купилась, что ли?! Не был я правильным. Я родился и вырос в Западном Берлине. Сначала и правда был послушным ребенком, но лет в четырнадцать скатился по наклонной. В шестнадцать я тоже стал коммунистом, постоянно протестовал против всего и вся. Социальные работники проводили со мной поучительные беседы. Когда мне исполнилось лет двадцать, я сам решил стать соцработником, потому что изучил проблему трудных подростков, что называется, изнутри. А потом – бах! (Ади проводит рукой по струнам гитары) – и разочарование. Я понял, что пытаться изменить общество – это не мое. В общем, я получил вид на жительство и уехал в Америку.
– Вы с ней, – киваю на Беттину, – как-то уж слишком похожи. Я не про внешность. Если бы не твой Западный Берлин…
– Что ты пытаешься сказать? – улыбается Ади.
– Не знаю, – пожимаю плечами, потому что правда не знаю.
– Кстати, – продолжает Ади, – в штате Нью-Мексико очень много людей, приехавших из Западного Берлина, моих земляков. Но штат этот мне очень понравился тем, что тут круглый год солнце, а поскольку я преподаю в местном колледже предмет, посвященный солнечной энергии, и занимаюсь установкой солнечных батарей, то сам Бог велел сюда перебраться. Еще я подрабатываю пилотом-инструктором, пою в хоре и даже играю на индейских барабанах.
– Он очень многогранный человек, – не без гордости замечает Беттина, продолжая листать книгу.
– Всё – и ничего толком, – усмехается Ади и снова проводит рукой по струнам. – А вот жена у меня настоящий генерал. Я ее иногда так и называю – генерал. А еще круче – «рейхсмаршал», потому что она любит руководить: «Принеси то, подай это». А я: «Яволь, рейхсмаршал!» Она, конечно, эту шутку не очень любит.
Беттина откладывает книгу и тянется к бокалу с остатками вина, делает небольшой глоток, немного морщится:
– Безусловно, всё организовываю я. Организаторский талант – это то, что мы оба, я и брат, получили по линии Герингов. Брат строит по контракту дома и сам знает всё до мельчайших деталей, умеет распределить работу таким образом, что всё получается построить основательно, четко и в минимальные сроки…
– Ребята, у меня получилось! – Дом сотрясает счастливый вопль Клода, доносящийся с кухни. – Мне удалось! Жаль, что вы не видите! Я сделал это! Да!!!
– Вот и молодец! – снисходительно бросает Шанти куда-то себе за спину и входит в гостиную с тарелками…
После ужина все рассаживаемся на диванах и креслах. Ади, Беттина и Шанти запевают на немецком под гитару «Мекки Мессер». Дом сотрясается от громких фальшивых нот, раскатов хохота, нестройного хора голосов и стенания саксофона. Мне кажется, что дело происходит на сцене. Свечи догорают, черные тени дрожат на белой стене, а за прозрачными стенами молчит чернота леса.
Ночью мне снится странный сон: мы все, кто участвовал в сегодняшнем вечернем застолье, оказываемся в соборе Франциска Ассизского, в том самом, где пару дней назад были с Беттиной и Шанти. Там почему-то много народу – идет какая-то служба, но при этом на входе стоит автомат с диетическим Dr. Pepper. Я бросаю центы и получаю две белые банки с шипучкой, которые, кажется, таинственным образом исчезают в следующую секунду, и я начинаю их искать.
Священник, чем-то похожий Клода, только толще килограмм на двадцать, проходит вдоль рядов и, умильно улыбаясь, что-то спрашивает у прихожан. Я жду, когда он подойдет, чтобы задать жизненно важный вопрос: кто украл мой диетический Dr. Pepper? Отчего-то мне это безумно важно.
Через проход от меня сидит Беттина, и у нее в руках одна баночка. Та самая!
Я зову ее – не слишком громко, но она не слышит и продолжает пить.
Священник подходит к нам и, игнорируя меня, спрашивает у Беттины:
– Чего ты хочешь, дочь моя?
– Я хочу, чтобы вы благословили нас с братом, – отвечает Беттина, почему-то зевая ему в лицо.
– А где твой брат? – спрашивает священник, заглядывая ей в рот, словно он стоматолог.
– Он здесь, внутри. – Беттина проводит рукой по животу.
Я просыпаюсь. Гостиничные часы показывают три ночи с минутами. Включаю прикроватную лампу и беру местный телефонный справочник за текущий год. Листаю. Фамилии жителей указаны в алфавитном порядке с телефонами и адресами. Открываю на букве Г, «Геринг» – нет ничего. Ищу по фамилии, которую носит Беттина сейчас, – тоже ничего. Ищу по фамилии Ади – он в справочнике есть как отдельная единица.
А брата нет.
А Ади есть.
А брата нет.
Dr. Pepper. Приснится же такое! Охота на газировку. Бред какой-то.
И тут доходит.
Ну конечно!
Диетический, в белой банке… диетический… тонкий – худой – в два раза худее.
Dr. Pepper. Dr. P…
Если добавить в название напитка одну букву и убрать вторую «p», то…
Это фамилия Ади!
Я замираю со справочником в руке.
И тут меня начинает мутить.
От того, что только что пришло в голову.
«Бывают же тупые мысли!» – злюсь на себя, глупый сон и отбрасываю справочник в сторону.
Так быть не может.
Так быть не должно.
«Бремя стыда» – материал о Беттине Геринг и Шанти Баннварт в газете Santa Fe New Mexican
Дед Беттины Карл, брат Германа Геринга, 1913 год
Шанти Баннварт, Татьяна Фрейденссон, Ади, Сергей Браверман, Клод и Беттина Геринг в гостях у Шанти
Никлас Франк
Жизнь в тени эшафота
Почему я тебя так унижаю словом?
Так я протестую.
Никлас Франк, журналист
«Когда мы говорим о Никласе Франке, нужно прежде всего понимать, что мы имеем дело с психической патологией. Он – такой же больной на голову, как его отец», – сказал мне Рихард фон Ширах, сын одного из осужденных в Нюрнберге лидеров Третьего рейха, чей родитель в начале тридцатых годов ХХ века возглавлял гитлерюгенд, а потом стал гауляйтером Вены. Помню, Рихард отхлебнул кофе, отряхнул пухлыми пальцами рукав, которым только что провел по запыленному столику уличного кафе, и, смакуя во рту паузу с привкусом капучино, добавил: «Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Несмотря на то, что наши с Франком отцы сидели на одной скамье подсудимых, я не желаю, чтобы мое имя упоминалось вместе с именем Никласа».
