«Добрый человек» Бальдур фон Ширах получил двадцать лет тюрьмы на Нюрнбергском процессе за преступления против человечности, и другой процесс – воспитания детей – прошел мимо него. Трудно сказать, сожалел ли он об этом, ибо, судя по всему, не питал сильных чувств ни к кому, кроме фюрера и себя самого. И если Гитлера он до середины сороковых годов превозносил, сочиняя во славу его оды (в прямом смысле слова), то себя воспринимал крайне серьезно, излишне, даже как-то болезненно.
Бальдур фон Ширах вошел в историю как глава гитлерюгенда, вождь самой мощной молодежной военизированной организации в Германии, а то и во всей Европе. Во времена расцвета в гитлерюгенде состояло более 10 миллионов человек.
В 1940 году Бальдур фон Ширах указом Гитлера был отправлен в Вену, стал гауляйтером австрийской столицы. Именно пятилетнее правление в Вене сыграло с Бальдуром дурную шутку – он, пытаясь угодить Гитлеру и очистить достославную столицу родины фюрера от евреев, спокойно принял идею их массовой депортации, итогом которой стало насильственное выселение 60 тысяч человек из Вены в Польшу. И если за идеологическое совращение молодежи в гитлерюгенд тюремный срок мог оказаться ничтожно мал (к примеру, Артур Аксманн, преемник фон Шираха на посту руководителя гитлерюгенда, отделался легким испугом, не получив никакого срока, что само по себе крайне несправедливо), то Вену фон Шираху прощать не собирались. К тому же близость к Гитлеру, которая когда-то была главным козырем Бальдура, теперь стала самой слабой картой в его колоде (так, считалось, что гросс-адмирал Дёниц, которого Гитлер в оставленном завещании упомянул как своего наследника, получил пятнадцать лет тюрьмы, в основном, по этой причине: ведь как человеку военному ему было проще всего списать свои действия на приказы главнокомандующего).
Рихард фон Ширах, младший сын Бальдура, родился в 1942 году. Он был четвертым ребенком в семье: у Бальдура была старшая дочь Ангелика, старший сын Клаус и средний Роберт (который погиб в автокатастрофе в конце 70-х). Клаус фон Ширах уже давно отказывается говорить об отце – это его принципиальная позиция в последние двадцать лет. Что касается старшей дочери Бальдура, то я даже не знаю, жива ли Ангелика Бенедикта 1933 года рождения.
Рихард, младший сын главы гитлерюгенда, вообще не высказывался о родителе публично – не считая того, что написал книгу «Тень моего отца». Видимо, он намеренно избегал выступлений перед камерой, иначе мне было бы известно, что он появлялся где-то в документальном кино. Если за столько лет человек не засветил свое лицо, скорее всего, он откажется сниматься, – и всё же я решила попробовать написать Рихарду подробное электронное письмо по адресу, который ценой невероятных усилий выудила у издательства, опубликовавшего книгу «Тень моего отца». В письме я также привела кое-какие имена, которые дали бы понять Рихарду, что я «в теме» и вообще человек не случайный.
Ответ, который я получила от Рихарда, содержал так много слов, что я поначалу залипла в них, как муха в паутине. Впрочем, были две конкретные вещи, которые меня несколько огорчили. Рихард сказал, что готов к «сотрудничеству», но на определенных условиях:
а) гонорар в размере 1700 евро за несколько часов общения с ним, ибо он человек уважаемый и широко известный в узких кругах;
б) общение наше должно состояться непременно на нейтральной территории – он категорически против того, чтобы снимали в его мюнхенской квартире.
Оба пункта меня удивили. Рихард беден? Или невероятно богат и скуп? Или захотел заработать на имени отца? А тут еще и запрет снимать у него дома!
Я решила, что утром напишу Рихарду фон Шираху вежливый отказ. Но. Опять. Не знаю. Что-то внутри меня зеленым ростком любопытства, взламывая потрескавшийся асфальт прагматизма, шептало, что, отказавшись от встречи с фон Ширахом, я совершу ошибку. Наверное, всё-таки стоило взглянуть на Рихарда, поговорить с ним, посмотреть, как он жестикулирует, как подбирает слова, во что одет, а остальное дорисуют за меня логика и интуиция.
Я написала: «YES».
Фон Ширах тоже не ожидал. В следующем письме он уточнил: «YES?»
Да, Рихард. Именно так. «YES».
А потом он написал мне это письмо:
«Уважаемая Таня!
Думая о документальном проекте, хотел бы поделиться некоторыми общими соображениями.
– В долгой и непростой истории отношений между нашими странами были периоды, когда эти отношения были выгодны обеим сторонам.
– Последняя война, начатая агрессивной Германией, принесла бесконечные страдания русскому народу, но и немецкому народу тоже. Может быть, с этой точки зрения российской аудитории было бы интересно получить общее представление о том, какую цену Германия за это заплатила… Оба народа испытали, что такое жизнь в условиях диктатуры и отсутствия свободы.
– Мы не должны позволять себе отрицать злодеяния с обеих сторон, память о которых должна служить напониманием и стимулом для того, чтобы никогда не допустить повторения подобного.
– Мы должны были все переосмыслить. И мы развили молодую, живую демократию, доросли до такого уровня, которым можно гордиться. Мы живем в открытом либеральном и социальном обществе, и я был бы рад, если бы российская аудитория поняла, что прошлое осталось в прошлом. В связи с этим я не могу понять заявление покидающего Германию российского посла г-на Котенева, который сказал, что в некоторых головах до сих пор живут мысли о холодной войне. Я, например, никогда не встречал таких людей. Это поколение вымерло.
Я считаю, что документальное кино не может воздействовать, если аудитория страны-победителя чувствует себя преданной (историей), если ей приходится видеть побежденный народ, живущий в комфорте, покое и достатке.
– Думаю, мы также должны представить некоторых немцев, которые – бескорыстно и не напоказ – посвящают значительную часть своего времени тому, чтобы помогать российским больницам, – поддерживают их материально или пытаются различными способами помочь тем, кто пострадал во время Второй мировой войны.
Жертвы есть с обеих сторон…
А теперь я пошел смотреть футбольный матч.
С уважением, Рихард».
За недолгий период нашей с Рихардом переписки я поняла, что он тяготеет к обобщениям, любит представлять немецкий народ от своего лица, избегает любых подробностей о себе. Также я научилась без ошибок и с первого раза писать von Schirach, не забывая о коварной второй букве «с» перед второй «h», а также о приставке «фон», которая несомненно льстила ее обладателю. Памятуя, как серьезно отец Рихарда относился к этой приставке, я не рискнула опускать ее во время общения с сыном, вспомнив, как Бальдур фон Ширах обличал своего товарища по скамье подсудимых фон Риббентропа как раз из-за этих трех букв – забавно, что эта мелочь занимала Бальдура во время Нюрнбергского процесса. По крайней мере вот что он говорил тюремному психологу Густаву Гилберту про министра иностранных дел Третьего рейха.
