«“Мы всегда язвили по этому поводу… Да-да, он действительно фальшивый дворянин, так и есть. После Первой мировой войны он позаимствовал от каких-то там своих сверхдальних родственников приставку «фон». Это были даже не родственники… Очень забавная история!” История, без сомнения, забавная. Тем более что и Ширах – тоже “фон”. Сомнений нет, у Шираха не мог не вызывать неприязни чванливый выскочка Риббентроп, но источником ее была отнюдь не проводимая им агрессивная политика»
41.
Ну да Бог с ними, с «фонами». В письмах от Рихарда я заметила занятное – внизу, в постскриптуме, Рихард непременно сообщал, где он находится и что делает, хотя это была деловая переписка по электронной почте, а не дружеские смски. Вот что было в постскриптумах: «кстати, я в читальном зале мюнхенской библиотеки», «а знаешь, я на концерте», «я сейчас за городом, и у меня тут небольшие перебои с Интернетом». Из этих приписок я должна была сделать вывод, что Рихард а) человек образованный, б) человек активный, с) человек технически продвинутый, который, несмотря на свой совсем не юный возраст, может, сидя на концерте, вести переписку.
За несколько дней до запланированных с ним съемок в Мюнхене я получила коротенькое письмо. На этот раз вместо указания места своего нахождения он написал: «До скорой встречи».
«O’кей. Погода будет отличная, и я хотел предложить, чтобы наша первая встреча состоялась прямо в центре города, недалеко от Фельдхернхалле, в Хофгартене, который был частью бывшей резиденции королевской семьи Баварии. В этом общественном месте, в тени деревьев, мы сможем спокойно насладиться чашкой чая, прекрасной архитектурой и совершить экскурс в историю.
До скорой встречи,
Рихард фон Ширах».
Тень деревьев. «Тень моего отца». Кругом тени. Прямо театр теней, честное слово.
После того как мне отказали в «интерьерных съемках», было уже всё равно, где снимать. В Хофгартене так в Хофгартене. На всякий случай я все-таки влезла в поисковик «Гугл», чтобы заранее посмотреть, как в кадре будет выглядеть кафе, в котором мы с Рихардом должны выпить по чашке чая, начав встречу.
Это было кафе «Хек», располагавшееся на углу Людвигштрассе и Галериштрассе. Проще говоря, то самое место, где по вечерам сиживал Адольф Гитлер (тогда еще не столь широко известный) после своего заключения в тюрьме в Ландсберге в 1924 году. Любопытно, хотел ли таким выбором места встречи Рихард на что-то намекнуть? Или тут, в Мюнхене, куда ни плюнь – всё места Гитлера, и мне уже мерещится, что сын фон Шираха выплетает какую-то тонкую паутину намеков на собственную связь с историей Германии и фюрером?
Вход в кафе есть с Одеонсплац. Пройдя заведение насквозь, вы оказываетесь в начале Хофгартена, на летней веранде, где расположено много-много-много белых деревянных столиков, врытых ножками в песок. Именно здесь я должна встретиться с потомком рейхсюгендфюрера и гауляйтера Вены Бальдура фон Шираха.
В означенный день мы с Сергеем и оператором приехали на место встречи – пораньше, как и положено, чтобы осмотреть окрестности перед битвой. Фон Ширах появился строго в два, когда солнце приступило к активному истреблению всего живого вокруг.
Рихарда я узнала сразу, хотя никогда раньше не видела даже на фото, – достаточно было вспомнить, как выглядел его отец Бальдур фон Ширах: нет, портретного сходства не наблюдалось, и тем не менее, в первую же секунду любой, кто когда-нибудь видел отца этого человека на кадрах кинохроники или фотографиях, понял бы, что перед ним его сын. Надо признать, что после двадцати лет в Шпандау, которые высосали из заключенного № 1 все жизненные соки, Рихард на фоне папы казался наливным яблочком. Перед шустрым фон Ширахом шествовал его живот – упакованный в оранжевую рубашку, живот этот выкатывался именно что властным апельсином, раздвигал собою полы пиджака и превращал своего обладателя в пожилую, толстую и глубоко беременную фрау. Да, женственность просматривалась в облике сына – точно так же, как пробивалась через мундиры, которые носил его отец. Бальдур фон Ширах стеснялся своей мягкости, пытаясь спрятать ее за выправкой, но это было не так-то просто.
Рихард ростом не выше метра семидесяти пяти, с развевающейся на горячем ветру густой шевелюрой, окрашенной временем в благородный серебряный цвет. Волосы его были разложены на левый пробор и ниспадали по обеим сторонам лоснящимися ушами лабрадора, крупными завитками. Что еще было выдающегося? Пожалуй, второй подбородок. Крупный нос, который вполне гармонировал с благородной внешностью Рихарда, с одной стороны, и делал его вкупе с подбородком похожим на большую сытную индюшку, – с другой. Губы фон Шираха, по краям которых, стоило ему улыбнуться, появлялись глубокие засечки, превращались в математический отрезок. Когда Рихард увидел меня, губы его расползлись в кривоватой «фамильной» улыбке, руки распахнулись в стороны, как дверцы шкафа; в его взгляде отчетливо читался восторг, лукавство и ностальгия по временам, когда дамы были в теле. На тот момент я тоже была в теле – и фон Ширах даже причмокнул губами от восторга. Потом кивнул – медленно, так, словно это был и не кивок, а легкий поклон. Провел пухлой ладонью правой руки по своему пиджаку (в другой руке он сжимал толстую книгу), – неужели ладони вспотели?
Выждав секунд десять и измерив меня взглядом, Рихард вдруг вторгся в мое личное пространство, демонстративно презрев протянутую для пожатия руку и смачно приложившись губами к обеим моим щекам.
«Ого, какой напор!» – пронеслось у меня в голове. Сделав шаг назад, я глубоким кивком передала фон Шираху всё мое к нему почтение:
– Рада познакомиться, герр фон Ширах.
– Можно Рихард. Хотя… для тебя я слишком стар, понимаю. Называй, как тебе удобно.
– Спасибо… – я чуть помедлила, – герр фон Ширах.
Рихард чинно поздоровался с Сергеем и оператором и решил поболтать со мной, пока те готовили оборудование. Плюхнулся с размаху на стул, который под его весом издал протяжный стон. Стол тоже получил удар – мой визави обрушил на него толстую книгу в суперобложке. Я поняла: для меня принес. Я прочитала «Der Schatten meines Vaters»
42. Пухлая рука Рихарда мягко накрыла книгу, на которой был изображен его отец с выброшенной вперед рукой и – отдельно приставленной иллюстрацией – мальчик в шортиках, подозрительно похожий на Рихарда семидесятилетней давности.
– Значит, вы китаевед, переводчик с китайского и писатель? – уточнила я у того, кто, судя по всему, олицетворял ту самую «тень своего отца».
«Тень отца», вовсе не бесплотная, а крепко в теле, кивнула. И хотя Рихард пытался казаться невозмутимым, я заметила, как его глаза шустро скользнули по мне, чтобы понять, производит ли он должное впечатление.
Я спросила:
– Слышала, есть такой писатель, Фердинанд фон Ширах. Он родственник или… самозванец?
