Об отце, точнее, о его биографии, как и о биографии деда Гоффмана, Рихард говорил с удовольствием, в котором, однако, ощущался легкий привкус горечи: что именно придавало этот привкус рассказу моего героя, я сразу разобраться не могла. И тем не менее складывалось ощущение, что фон Ширах скорее гордится своим отцом, чем нет:
– Мой отец родился в Веймаре, в семье тогдашнего директора главного, можно сказать, театра Германии. Это была очень культурная семья. У семьи был большой дом, прислуга, был даже отдельный слуга, который следил за серебряной посудой. Мать была американкой, родилась в аристократической семье. Дома говорили по-английски. Отцу перед школой даже пришлось как следует учить немецкий. Каждый день ходили в театр. Семья была музыкальной. Сестра деда по отцу была певицей, выступала на фестивалях в Байройте, исполняя Вагнера. А мой отец уже с ранних лет, еще будучи школьником, возлагал надежды на Гитлера. Это было очень необычно. В четырнадцать лет он написал стихотворение в честь Гитлера, отправил его в Мюнхен, и оно было опубликовано в партийной газете. Гитлер в ответ прислал ему свою фотографию с автографом в серебряной рамке.
Бальдур фон Ширах был назван родителями в честь ни больше ни меньше одного из высших богов скандинавско-германского эпоса, Бальдра, символизирующего весну и свет. Фон Ширах получил имя бога в искаженном виде, Бальдvр, – наверное, это и стало причиной того, что весь коричневый пантеон оказался на скамье подсудимых. По логике каких-нибудь эзотериков, разумеется.
«Именно в кабинете Гиммлера я впервые увидел молодого Бальдура фон Шираха. Что подвигло его родителей дать ему такое романтическое имя, я не знаю. Но этого было достаточно, чтобы уничтожить его до конца жизни»
44.
– Ты знаешь миф про Бальдра? – спросил меня Рихард.
– Знаю, «Младшая Эдда», – ответила я, удивив ответом саму себя.
Фон Ширах лишь удовлетворенно кивнул: мои познания в области скандинавской мифологии, которую на журфаке МГУ преподавала славная Нинель Ивановна Ванникова, вымуштровав нас, студентов, так, что мы едва ли на древнескандинавском не говорили, он воспринял как само собой разумеющееся. Позволю себе кратко и вольно пересказать этот миф.
Сын высшего бога, Одина, Бальдр был настолько прекрасен и телом и душой, что от него исходило сияние. Коварный бог Локи, обитающий в одной мифосистеме с Бальдром, прослышал о пророчестве, гласившем, будто бы прекрасный бог погибнет от рук собственного брата, слепого Хеда. Но мать прекрасного бога, Фригг, обошла девять миров и взяла клятву с каждого растения, животного, камня, что они не причинят вреда Бальдру. Не взяла клятву она только с омелы, растения, из веток которого предприимчивый Локи, выведав хитростью правду у Фригг, сделал стрелу и отдал слепому Хеду, направив его руку в сторону брата. Хеда за непредумышленное убийство брата жестоко покарали, а прекрасный Бальдр попал в царство мертвых, из которого у него, однако, был выход. По блату. Он же бог, в конце концов, а не простой смертный. В общем, условие было такое: если весь мир без исключения будет скорбеть по Бальдру, он вновь вернется в мир живых. И главные боги, асы, стали обходить землю с этой вестью – в итоге скорбел весь мир. Но операция по спасению Бальдра была второй раз бессовестно сорвана упорным Локи, который обратился в великаншу Токк, эгоистично заявившую, что плевать ей на Бальдра и скорбеть по прекрасному богу она не собирается. Так бог весны и света остался в царстве мертвых навсегда. Точнее, до того момента, когда наступит рагнарёк, – и тогда он вновь вернется.
Я спросила у Рихарда, не может ли он сопрячь этот миф с историей своего отца.
Фон Ширах задумался, тяжело выдохнув:
– Невозможно.
– Тогда я помогу. – Мне нужно было разговорить Рихарда, который, уже почувствовав, что я ослабила узду, начал было разглагольствовать о вине Германии. Нет. С виной Германии придется погодить. Я хочу больше узнать о другом: – Итак, ваш отец довольно рано попал на Олимп…
– Асгард, – поправил меня Рихард, – в скандинавской мифологии боги жили в своем городе под названием Асгард.
– Асгард, – повторила я, как школьница, – итак, Бальдур фон Ширах, выходец из аристократической семьи, в юности познакомился с Гитлером и воспылал к нему платонической любовью, начал посвящать стихи и славить будущего фюрера…
Рихард подхватил:
– Лет в шестнадцать, после фотографии, той, что моему отцу прислал Гитлер в благодарность за стихи… Нет, все-таки ирония судьбы. Эта фотография была сделана человеком, которому суждено было стать моим дедом и тестем моему отцу… Дед мой, Генрих Гоффман, был замечательным фотографом, имел многочисленные награды за свои работы еще задолго до знакомства с Гитлером. Будучи пятнадцатилетним мальчишкой, он отправился учиться фотографии – сначала в Германии, затем в Париже, где снимал для журналов мод, и в конце концов попал в Лондон к известнейшему фотографу Эмилю Отто Хоппе. После завершения учебы он вернулся в Мюнхен и открыл фотоателье. И с Гитлером он познакомился, получив заказ на съемку: фотографий Гитлера до этого еще не было совсем. И одну из фотографий, отпечатанных у деда, Гитлер послал моему отцу. Вот как было! С ума сойти! Получив фотографию от Гитлера, мой отец сразу же прочитал «Майн Кампф» и уверовал в то, что Гитлер сыграет решающую роль в судьбе Германии. И отец, этот школьник, пригласил Гитлера в гости в Веймар. И Гитлер приехал. Он приехал вместе с будущим товарищем отца по Шпандау – с Рудольфом Гессом…
– Ой, можно сразу вопрос про Гесса? – не удержалась я, хотя обычно героев не перебиваю, но выражение самодовольства на лице Рихарда мне захотелось стереть. Мне же драма нужна, страдания – или нет?
– Я не знаю, почему он полетел в Англию, – отрезал Рихард, не дослушав мой вопрос до конца, и немного надулся.
– Потому что работал на английскую разведку, – сказала я первое, что пришло в голову, и уставилась на фон Шираха. На его лице с капельками пота отчетливо проступило недоумение. Он спросил:
– Так это, значит, правда?
– Конечно, – ответила я не без злобного азарта. – Именно поэтому ему на Нюрнбергском процессе вынесли приговор – пожизненное заключение. Убить не могли. Но и правды сказать не позволили. Пришлось Гессу в сумасшедшего играть. И «коллег» раскалывать в Шпандау.
– Отец мой просидел с ним в одной тюрьме двадцать лет, но, думаю, так до конца про Гесса ничего и не понял… Значит, МИ-6? Вольф-Рюдигер, сын Рудольфа, во всех интервью говорил, что отца убила служба МИ-6. Выходит, своего убили? – На лице фон Шираха отобразилась полная растерянность.
Пришло время остановиться. Я сказала:
– Да нет, всё же не думаю, что это правда. Рихард, вообще у меня к вам был вопрос про Гесса, но не про Рудольфа, а про Вольфа-Рюдигера. Уж с ним-то вам, наверное, доводилось общаться?
Фон Ширах сложил руки в пухлый замок, положил его передо мною на стол. Он вздохнул:
