– Ты знаешь, что такое творческое начало в жизни?
– При чем тут творческое начало?
– Я тебе объясню. Вот я полюбил женщину, которая…
– Ты обедал? – спросил Сергей Сергеевич.
Было около восьми часов, Сергей Сергеевич никого не мог ждать в это время. Вдруг в передней раздался резкий и продолжительный звонок.
– Вот, Федя, кто бы это мог быть, судя по звонку, как ты думаешь? Мужчина или женщина?
– Женщина с настойчивой волей.
– А я бы сказал, что мужчина, и еще вдобавок нахал.
Горничная передала Сергею Сергеевичу карточку, на которой было написано: «Людмила Николаевна Кузнецова» – и от руки, хорошо очиненным карандашом, было прибавлено: «…по очень важному личному делу».
– Знаешь, Федя, – сказал Сергей Сергеевич, – ты бы пошел принял ванну, побрился, привел бы себя в порядок, а я тем временем ее все-таки приму.
– Вот теперь я начал чувствовать голод, – сказал Слетов.
– Или иди, я тебя накормлю. Просите, – сказал он горничной.
Людмила вошла своей уверенной походкой, сказала деловитым голосом:
– Здравствуйте. – Села и тотчас закурила папиросу.
– Я могу вам быть чем-нибудь полезен? – спросил Сергей Сергеевич.
– Я думаю, – холодно сказала Людмила, – во всяком случае, я надеюсь.
– Если бы вы были добры сказать мне, чем именно я обязан удовольствию вас видеть…
– Вы должны это знать так же хорошо, как я.
– Видите ли что, – сказал Сергей Сергеевич, удобнее устраиваясь в кресле и точно готовясь произнести речь, – я имею несчастье – или счастье – быть сравнительно обеспеченным человеком, и это отражается самым пагубным образом на характере визитов, которые мне делают разные люди и цели которых, в общем, отличаются, я бы сказал, некоторой монотонностью. Я бы сказал, что девяносто девять процентов этих визитов имеют одно и совершенно недвусмысленное значение. В тех же случаях, когда визит делает женщина, то девяносто девять процентов можно заменить цифрой сто, нисколько не рискуя ошибиться. Другими словами, я хочу поблагодарить вас за очаровательное внимание, с которым вы выслушали все, что я говорил, и прибавить, что по поводу вашего посещения у меня не было с самого начала никаких иллюзий.
– Вы всегда так разговариваете?
– Нет.
– Вы знаете, что ваша жена уехала, но не знаете с кем.
– Видите ли что, – сказал Сергей Сергеевич. Он сделал вид, что задумался, посмотрел сначала на потолок, потом в лицо Людмилы и медленно сказал: – Я отрицательно отношусь к известной категории шантажистов, точнее говоря, к тем из них, которые пользуются именем моей жены. Попытки таких людей обречены на неуспех.
– Мне нет никакого дела до шантажистов, – нетерпеливо сказала Людмила. – Я знаю, что ваша жена – любовница моего мужа, что он уехал с ней…
– Извините, я прерву вас, – сказал Сергей Сергеевич. – Я полагаю, что иногда следует избегать слишком точных выражений.
– Я не привыкла к таким комедиям. Если для вас интересы вашей жены играют какую-нибудь роль, вы обязаны проявить по отношению к ней…
– Видите ли, – продолжал, не сдерживая улыбки, Сергей Сергеевич, – возможно, конечно, что это результат заблуждения, но я считаю, что хорошо знаю свои обязанности.
– Выслушаете вы меня или нет? – закричала Людмила.
– Нет, я не вижу в этом никакой необходимости.
– В таком случае, – резко сказала Людмила, поднимаясь, – вы еще услышите обо мне.
– Как, еще услышу? – сказал Сергей Сергеевич. – Мне казалось, что я слышал о вас совершенно достаточно. – Потом он прибавил задумчивым голосом: – Кстати, я думал, что вы работаете менее кустарно.
Людмила, поднявшаяся было с кресла, вдруг сразу упала в него, выронив сумку, закрыла лицо руками и заплакала. Плечи ее тряслись от рыданий.
– По-французски это называется les grands moyens
[51], – сказал Сергей Сергеевич. – Но быстрота перемены тактики заслуживает похвалы.
– Вы чудовище, – фыркающим от слез голосом сказала Людмила. – Вам безразлично, что мне завтра, может быть, нечего есть.
– Мне очень нравится это «может быть».
– Вы мне не верите?
– Слушайте, Людмила Николаевна, – терпеливо сказал Сергей Сергеевич, – мне бы не хотелось, чтобы вы упорствовали в ваших заблуждениях на мой счет. Я знаю о вас все, и прекрасно знаю, на какие деньги вы существуете. Поймите это.
– Вы знаете все? – медленно сказала Людмила, подняв на него глаза. – И вам не жаль меня?
Это было сказано так искренне, голосом, столь далеким от какой бы то ни было искусственности или комедии, что Сергей Сергеевич пришел в восторг.
– Это прекрасно, – сказал он. – Са c’est réussi, mes hommages, madame
[52].
Лицо Людмилы осталось неподвижным, только в глазах промелькнула беглая и почти откровенная улыбка. Сергей Сергеевич в это время быстро написал чек. Людмила, не посмотрев на сумму, положила его в сумку, сказала прерывающимся голосом:
– Простите меня, Сергей Сергеевич. Прощайте. – Сергей Сергеевич низко поклонился, и она ушла.
Когда Слетов вошел в кабинет, Сергей Сергеевич сказал ему:
– Ты был прав, Федя, это была женщина с упорной волей.
– Молодая, старая, красивая, некрасивая?
– Средних лет, Федя, не очень красивая, но, во всяком случае, интересная и с резко выраженной индивидуальностью.
– Какой именно?
– Б… – сказал Сергей Сергеевич со своей радостной улыбкой. – Кстати, расскажи мне о Лили, ведь я о ней ничего не знаю. Блондинка?
– Блондинка – такого нежного оттенка, который…
– Да, знаю. Голубые?
– Синие, Сережа.
– Рот чуть-чуть велик, ты говоришь?
– Пожалуй.
– Что-то детское, несмотря на?
– Да, это даже удивительно.
– Говорит «my little boy»
[53]?
– Говорила, Сережа.
– Да, в общем, тип такой же, что всегда.
– Меня удивляет, Сережа, – сказал Слетов, – как ты, с твоим несомненным умом, считаешь, что может существовать определенный тип женщины, и вот их тысячи, и все они одинаковы, вплоть до выражений, размеров рта и цвета глаз. Пойми, что это не так, в каждой из них есть нечто неповторимое.
– Я бы сказал – непоправимое.
