Музыка за стеной звучит искаженно, я разбираю лишь гулкие басы. Какое-то техно. Ритм ускоряется с каждой секундой, пока не превращается в сверхбыструю вибрацию крылышек колибри, чтобы внезапно оборваться, сменившись электронным голосом: «Экстази…». Затем вновь включаются ударные. Мы с Хлоей падаем на матрас, наши языки переплетаются, как задумчивые морские звезды. Когда мы начали целоваться? Не помню. Когда-то, наверное, начали. Глаза у нас открыты, но нам на это плевать.
– Гос-с-споди. – Хлоя вытирает с губ мою слюну. – А у тебя приход. Твои зрачки танцуют! – радостно восклицает она, всмотревшись мне в глаза. – Давай пей свою волшебную водичку.
Хлоя вытаскивает из моего кармана бутылку, которую я машинально засунул туда.
– Но… – Я отталкиваю бутылку, и она катится по полу.
Хлоя такая красивая, такая сексапильная. Мне кажется, что она родилась специально для меня, для этой минуты. Я должен сесть, обнять ее, начать гладить ее грудь (дырки в рубашке облегчают задачу), как учил СКВИП там, в кустах, с Брук. Мне жарко (я потею). Безотчетно наклоняюсь и принимаюсь жевать конфеты на ожерелье, думая о сексе в его самом примитивном, механическом виде. Вроде крупного плана в роликах, что я видел в Сети. Говорю:
– Хлоя, черт, я тебя хочу. Хочу тебя трахнуть, поняла? Хочу потрогать тебя за сиськи, поняла? А потом сесть тебе на лицо, поняла? Поняла? А затем я могу…
Мне кажется, что в моих словах заключен какой-то первобытный ритм, вторящий ритму музыки.
– М-м-м… – мычит Хлоя, лежа на моих коленях.
Я же стал говорить без умолку. Поднаторел в чатах. Слова льются сплошным потоком:
– …тебе на лицо, на плечи, на живот, на колени, поняла? А потом задеру тебе хвост и…
– Джереми! – хохочет Хлоя. – У меня нет хвоста!
– И напрасно, поняла? Жалко, что сегодня ты не надела тот хвост, тот хорошенький обезьяний хвостик. Мне как-то снилось, что он у тебя есть. Что ты хвостатая, поняла?
– Джереми, – Хлоя приподнимается и толкает меня на матрас, – ты чокнутый.
Она нависает надо мной, расставив ноги и руки.
– Ты меня хочешь оседлать, да? – спрашиваю, вытаращившись. – Это же называется «оседлать»?
Пот застит глаза. Лицо Хлои, лицо гордой эльфийки, перекашивается.
– Ты когда-нибудь раньше закидывался колесами?
Мотаю головой:
– В первый раз. Мне СКВ… короче, совесть не позволяла.
Уф!
– Ты и правда шизик. Маленький прибалдевший девственник, – говорит Хлоя и начинает меня целовать.
Она позволяет снять с себя рубашку, но с бюстгальтером мне бы и в нормальном состоянии не справиться. (В нем тоже прорезаны дырки. Зачем прорезать дырки в бюстгальтере?!) Хлоя изгибается и сама снимает его. Передо мной появляется ее грудь. Красивая и куда больше, чем у Брук. Я же нахожусь в состоянии шока (нефатального).
– Погоди, Джереми, сейчас я кое-что тебе покажу.
Только она собралась мне это самое показать, чем бы оно ни было, как крохотное оконце над стиральной машиной разлетается вдребезги, и внутрь просовывается огромный окровавленный кулак.
– Хлоя!
– Господи! – Хлоя хватает свою рубашку, валяющуюся в ногах, и прикрывает грудь.
– Сучка трахнутая! – рычит обладатель кулака.
До меня доходит, что это не кровь, а татуировки. Странные такие: кажется, что чернила вытекают из суставов.
– Шлюха!
В окне появляется глаз, похожий на китовый. Впрочем, до меня быстро доходит, что никакой это не кит. Это разъяренный человек, стоящий на газоне. Прачечная в подвале… Ага, вроде бы все сходится, только собственная роль мне до сих пор не ясна. Место глаза занимает рот, который произносит:
– Джереми Хир, я выбью тебе все зубы и заставлю их проглотить!
– Беги, Джереми! Это мой бойфренд! – визжит Хлоя, торопливо одеваясь.
Открывает дверь и исчезает, послав мне на прощанье воздушный поцелуй, точно второстепенному персонажу французского фильма.
Я остаюсь в одиночестве. Глаз в окне тоже пропадает. Кто это был? Куда он делся? Хватаю бутылку с водой и выпиваю до дна. Боже, все вокруг дрожит… плывет… расплывается… Жарко. Кто бойфренд Хлои? Я же вроде знал. Какой-то качок… Или с тем она рассталась? А звали его… СКВИП! Ну я и балда. Включись.
«Tu estas еn un situación muy peligroso
[4]».
Чего-чего?
«Tu estas еn el peligro grave, Jeremy. ¡Salga del cuarto!
[5]»
Это ты по-испански, что ли?
Si, espanol, estupido. Éste es que sucede cuando intento comunicarme mientras que usted esta en ecstasy
[6].
Но я не знаю испанского! Разве что названия цветов…
«¡Rojo!»
Красный!
«¡Alarma roja!»
Э-э-э… что-то красное?
«¡Alarma roja, Jeremy! Alarma roja!»
Красный свет?
«¡Alarma roja!»
А! Красная тревога!
Верно. Ведь тот парень собирался надрать мне задницу. Надо бы отсюда выбираться. Бросаю все (в смысле ничего) и выбегаю в коридор.
– Йоу, – произносит качок, стоящий у лестницы.
В упор не помню тут никакой лестницы, зато вспоминаю имя парня. Бак. И как можно было его забыть?
– Сейчас я тебя прикончу, ублюдок, – удовлетворенно продолжает он.
«¡Pato y jab, Jeremy! ¡Golp elo con el pie en las bolas!
[7]»
Выключись! Боже, только испанщины мне не хватало. Бак несется прямо на меня. Поразительная скорость для такого здоровяка. Точно этот, как там его… крокодил. Разворачиваюсь и опрометью бегу по коридору. Впереди дверь, но, похоже, двойная. Дурацкая двойная дверь: деревянная открывается внутрь, а за ней – сетчатая, открывающаяся наружу. Если удастся выбраться из дома, я спасен. На улице, по крайней мере, прохладно. Не хочу, чтобы меня отмутузили в такой адской жаре.
– А-а-а! – Бак тянет ко мне лапу.
Приседаю, молниеносно поворачиваю ручку и дергаю дверь на себя.
– О-о-о!
Створка ударяет Бака по морде. Отлично! Как в аптеке! Приседаю, словно мы играем в прятки и меня застигли врасплох. Он с размаха спотыкается, держась за нос.
