– Кристин! – Я касаюсь ее руки.
Она не возражает, напротив, отвечает на прикосновение. Отпиваю глоток воды.
– Я не знаю, что значит «кумарит», – бормочу, едва разлепляя влажные губы.
Вода стекает внутрь с такой скоростью, словно сила тяжести увеличилась вдвое.
– Но, подозреваю, ничего хорошего. Не знаю. Со мной такого прежде не было.
– Да, – кивает Кристин, – на торчка ты не очень похож.
– Ага… Сейчас мне лучше. Мир перестал дрожать. – Давясь, отхлебываю еще воды. – По тебе тоже не скажешь, что ты хорошо провела время.
– Да уж. – Она мрачно качает головой.
Глаза у нее покрасневшие, заплаканные, но все такие же глубокие, карие и красивые. Волосы блестят.
– Сочувствую.
Сажусь, подтягиваю колени к груди и пристраиваю на них чашку. На ней нарисован купидон. Если отодвинуться в угол дивана, может, Кристин сядет рядом?
– Гадко, что Джейк так себя повел.
– А! – Она отмахивается, садясь на корточки. – Это было уже чересчур. Впрочем, чересчур было уже два дня назад. Теперь он может трахаться с какими угодно потаскушками на глазах у всей школы. Козел вонючий.
Ужасно хочется, чтобы Кристин села поближе, и я хлопаю ладонью по дивану рядом с собой. Она садится.
– Неделю назад он словно с цепи сорвался. Словно раздвоился, понимаешь? С одной стороны, уверенный в себе старшеклассник-магнат… Ты ведь знаешь, что такое «магнат»?
– Да, крутой бизнесмен.
Оглядываюсь вокруг. Гостиная выглядит так, будто толпа алкашей дралась здесь бейсбольными битами. Повсюду валяются пустые бутылки, пол усыпан мусором, стены испещрены вмятинами и пятнами от потушенных сигарет.
– Верно. А под этой броней – ранимый, никем не понятый парень, мечтающий стать писателем.
– Джейк хочет стать писателем?
– Он пишет в журналы.
– Ясно.
– Но обнаружился еще и третий слой. Отъявленный мерзавец.
– М-м-м.
– Честно говоря, я сначала не могла поверить. Ты помнишь мою систему?
– Конечно!
– Ну так вот. Я и глазом не успела моргнуть, как за этапом «выходить» наступил этап «он – настоящий козел».
– Хм-м-м, – вздыхаю. – Я думал, вы сегодня пришли вместе.
– Не-а, я здесь сама по себе.
– Правда? А я сам по себе ходил на осенний бал.
– Ты там был? Вот не знала. – Кристин подвигается чуть ближе.
– Ага, минут сорок там проторчал.
Сколько времени прошло с осеннего бала? Месяц? Наверное. Напряженный выдался месяцок. Не верьте тем, кто говорит, что время летит стремительно или что жизнь так коротка. Лично я буквально физически ощущал, как мучительно медленно тянутся дни. Когда живешь в комнате, где нет телевизора, а только Интернет, отсутствуют друзья и делать особенно нечего, месяц – это месяц. И этот собачий месяц оказался набит под завязку настолько невероятными…
– Джереми, ты еще тут?
Ну я и балда.
– Извини. Я видел, как ты танцуешь.
– На том бале?
– Угу. У тебя еще шляпа была такая, помнишь?
– А, шляпа! Это традиционный головной убор сардинской принцессы. Моя мама сделала ее из холстины. Она историк.
– Здорово!
Особенно здорово, что Кристин не поинтересовалась, знаю ли я, что такое холстина. Потому что я понятия не имею.
– А ты танцевал? Я тебя не видела.
– Не-а, не танцевал.
– Не танцевал, – она вздыхает, – ни разу в жизни, я угадала?
Киваю.
– Все вы такие, ботаники. – Она качает головой, постукивая каблуком по ножке дивану. – Еще и гордитесь тем, чего не умеете.
– Вовсе нет!
Встаю. Надо же, как дело обернулось! Кристин здесь, Джейка нет. Красота!
– Мне очень хотелось бы потанцевать. Просто я не могу. Неспособен, и все. Врожденный убыток, то есть… Я хотел сказать: недостаток.
– Неправда. Если ты прекратишь думать о себе и начнешь старательно думать о том, чтобы двигаться в такт музыке и вести девушку, все получится.
– Тогда давай танцевать!
Киваю ей. Я стою в центре комнаты. Закрываю глаза, закусываю губу, упираю руки в бедра и начинаю вращать ими. О да!
– Я устала, – отказывается Кристин. – Как-нибудь в другой раз. К тому же музыки нет.
– Бу-га-га! – слышится вдруг заливистое ржание. – Уби-и-ил!
Это Рич. Он валяется на другом диване, глядя рекламное шоу с выключенным звуком. Удивительно, но на сей раз к его животу не присосалась очередная девчонка. На полу стоит стеклянная пепельница, в ней – сигарета. Рич пялится на меня в упор.
– Вы двое – прямо «ми-ми-ми».
– Заткнись, Рич!
Тот запускает в меня пепельницей. Я пригибаюсь. Сигарета падает на ковер, пепельница – на пианино у противоположной стены. Звучит «до» третьей октавы. (Я когда-то брал уроки музыки.) Мы хохочем.
Сажусь рядом с Кристин, придвинувшись чуточку поближе. Мне нравится эта расслабленная атмосфера конца вечеринки: ни тебе орущей музыки, ни публичного секса, ни злых шуток, ни испанщины в моей голове. Я словно бы вышел из туннеля и оказался один на один с человеком, который мне действительно нравится, и другим человеком (кошусь на Рича), с которым я научился ладить. Бомбежка закончилась, а я, усталый, но счастливый, лежу в воронке. Пора двигать домой. Надо бы включить…
«Я здесь».
– Ты?! И снова по-английски?! – Я с воплем вскакиваю с дивана и тут же плюхаюсь обратно как ни в чем не бывало.
«Мило».
– Что с тобой? – Кристин смотрит испуганно.
– Ошибка новобранца. – Рич смеется, прикрыв лицо ладонью. – О СКВИП, ты со мной говоришь?!
«Да уж. Ну ты и ляпнул. Кстати, нам пора поговорить».
– Заткнись, – шепчу я, скрестив руки на груди.
Кому я это говорю: Ричу или СКВИПу? Сам не знаю.
– О СКВИП? – удивленно переспрашивает Кристин.
– Мой… воображаемый друг, – выкручиваюсь я.
– Да-да-да, – продолжает гоготать Рич, – это он так свой член называет.
– Заткнись, а! – Швыряю в него диванной подушкой.
– Ты дал имя пенису? Парни взаправду так делают?
«Да. Рич, например, зовет свой Головкой Лил-Чиза».
– Да. Рич, например, зовет свой Головкой Лил-Чиза.
Кристин хихикает и улыбается. Улыбаюсь ей в ответ. Рич бросает в меня своим тяжелым ботинком.
