Сам я ремнем не озаботился.
«И правильно».
– Ну же! Подай реплику! – повторяет Кристин.
– Э-э-э…
Пытаюсь припомнить сцену с Паком.
«Это ловушка».
– Не можешь? Все верно. Лизандер не говорит с Паком. Вообще. Поэтому лучше следи за дорогой.
– А-а-а.
Следующие десять минут никто не произносит ни слова. Кристин молча показывает дорогу к ее дому. И вот мы на месте. Останавливаюсь как можно непринужденнее.
– Джереми…
– Что?
– Ты не мог бы проехать немного вперед? Иначе мне придется высаживаться прямо в мусорный бак.
И действительно, у дома в ожидании мусорщиков, которые появятся примерно через час, стоят пластиковые контейнеры.
– А, ну да.
Проезжаю еще малость.
– Так нормально?
«Проводи ее».
– Я тебя провожу.
Кристин молчит. Ставлю машину на нейтралку и выхожу. Кристин уже идет по краю газона к дому. Топаю за ней, потирая руки. Холодно-то как!
«Стой! Здесь датчики движения. Один шаг на газон – и тебя осветит мощным прожектором».
Опускаю занесенную было ногу.
– Кри…
«Потише. И вместо “с” говори “ш”, будто шепелявишь. Звук не такой громкий».
– Э-э-э… Криштин, – шиплю я, чувствуя себя полным идиотом, – я тебе позвоню… м-м-м… шкоро.
– Ты, главное, води получше к тому времени, – отвечает она, предусмотрительно выбирая слова без «с», отворачивается и идет к дому.
«Кремень, а не девочка».
Смотрю ей вслед. Попа, ноги и руки, растворяющиеся в черноте ночи. И почему она такая неотразимая?
«Потому что женщины рожают детей».
И только? Брось.
«Они вас мотивируют. Сказал бы даже, дают вам определение. Делают вас людьми».
Плюхаюсь на водительское место.
Людьми?!
Впервые слышу, чтобы СКВИП смеялся. Звучит жутковато. В вашей голове смеется Киану Ривз? Поздравляем: вы – шизик.
До самого дома Хлои все молчат. Тепло прощаюсь с ней и Баком (Хлоя чмокает меня в щеку, Бак пожимает руку). Майкл с Николь вольготно растягиваются на заднем сиденье. Подъезжаем к моему дому, и я с ужасом вижу, что в кухне светится окно. Либо отец просто забыл погасить свет, либо до сих пор смотрит исторический канал («Тайны нацистов», «Нацисты и оккультизм», «Последние нацисты Гитлера»). А может быть, поджидает блудного сына, гневно сжимая кулачищи. Отец никогда меня пальцем не тронул, но я угнал материнскую машину. Что же делать?
«Уберите машину Майкла с газона. Двигатель не заводите, точно так же, как ты поступил с “Ниссаном”. Потом аккуратно и осторожно поставь “Ниссан” на место».
– Дай мне ключи, бро, – прошу я Майкла.
Он протягивает связку. Сжимая ее, глушу двигатель и выхожу из машины. На четвереньках переползаю через газон, открываю пассажирскую дверь рыдвана, протискиваюсь в щель между передними сиденьями, опускаю ручник. Машина и не думает двигаться с места.
«Слишком тяжелая. Старая модель. Двигатель большой, расположен спереди. Придется подтолкнуть».
Дерьмо. Пригнувшись, возвращаюсь обратно и докладываю Майклу обстановку.
– Да просто заведи ее, чел.
– Чтобы разбудить отца, гений? Твой двигатель ревет как ракета. Вылезай, поможешь толкать.
– Я тоже помогу, – предлагает Николь. – Он слишком тощий.
Она пальцем тычет Майкла в бок.
– Я стройный!
Втроем прокрадываемся к подъездной дорожке и слаженно, словно олимпийская команда по какому-то новому виду спорта, беремся за передний бампер развалюхи Майкла.
– Кштати, как называетшя твоя тачка? – шепчу я.
– «Форд Краун Виктория». Одна из самых тяжелых и прожорливых, когда-либо сходивших с конвейера. А почему ты шепелявишь?
– Неважно.
Упираюсь руками в крыло, ногами – в асфальт, мысленно порадовавшись, что дорожка у нас не гравийная.
– Ну? Готовы?
Оглядываю соратников. На лице Николь – решимость, точь-в-точь как у соревнующихся в конкурсах силачей, тягающих грузовики голыми руками. А вот с мускулами Майкла (рукава он закатал) дело обстоит куда хуже, чем я предполагал.
– Раз, два, взяли!
Толкаю изо всех сил, нависая над капотом. Пальцы саднит, руки дрожат от напряжения. Но машина, похоже, трогается с места.
«Подай влево».
На секунду убираю руки с крыла. Машина явно сдвинулась вперед. Затем вновь упираюсь в крыло, только на фут левее. Сантиметр за сантиметром тачка с тихим скрежетом, похожим на поскрипывание колеса для хомячков, катится задом. Слышу шорох покрышек по асфальту.
«Вот так! Прежде вы слишком сильно нажимали на правый борт. Помогай Майклу. Не останавливайся!»
Уф-ф-ф! Кровь стучит в висках, жилы вздуваются.
«Это выброс эндорфина. Симпатическая нервная система в действии».
Я весь горю и в то же время полностью контролирую себя. Наваливаюсь на крыло автомобиля, и тот начинает уверенно катиться по подъездной дорожке.
– Уй, дерьмо! – стонет Майкл.
Не отнимая рук от борта, подбираюсь к пассажирской двери, запрыгиваю внутрь, пролезаю между сиденьями и жму на тормоз до того, как машина скатывается с пригорка. Где я поставил мамину? Надеюсь, хоть немного в стороне. Если нет, предки меня придушат. Давлю на тормоз, а «Форд» все катится вниз, быстрее и быстрее …
Наконец он останавливается.
Поднимаю глаза и прыскаю со смеху. Я – посреди дороги. «Форд» едва не заехал во двор Чокнутого Билла, нашего соседа. Даже не знаю, что бы он сделал, если бы я в четыре утра врезался в горы мусора, громоздящиеся у него перед домом. Майкл, оставшийся на подъездной дорожке, тоже смеется. Серьезна одна Николь. Она подбегает к машине и, тяжело дыша, валится на пассажирское сиденье рядом со мой.
– Все нормально? – спрашивает она.
«Эта девочка тебя хочет».
– Да, норм.
– Отлично. Никогда еще такого не видела. Ты настоящий Супер Соник.
– Ха!
Смотрю на нее. Глаза, как и положено, немного прищурены, рука лежит на бедре. На переносице выступили капельки пота.
То есть я могу сейчас ее трахнуть, если захочу?
«Совершенно верно».
– Ты очень классная, – говорю ей. – Присмотри за моим другом, пожалуйста.
Николь пожимает плечами. Тут подваливает и Майкл.
– Чувак, это был прям эпик! Ты у нас, оказывается, супермен.
