Кстати говоря, тема пересадки половых органов была настолько популярной в Советском Союзе в первой половине ХХ века, что нашла воплощение в литературе. Известный советский писатель Михаил Булгаков построил на пересадке человеческих яичек и гипофиза сюжет своей повести «Собачье сердце», в которой собака после пересадки ей человеческих гипофиза и яичек превращается в человека.
Вороной пересадил взятую у трупа почку двадцатишестилетней пациентке, которая пыталась покончить с собой, приняв хлорид ртути, что привело к развитию острой почечной недостаточности. Почка пересаживалась временно, не на ее анатомическое место, а на область бедра. После восстановления функции собственных почек пациентки Вороной планировал удалить пересаженную.
С технической точки зрения операция удалась, но с биологической — закончилась неудачно, потому что пересаженная почка не справилась со своей задачей и пациентка умерла. Почка и не могла справиться, потому что была взята только через шесть часов после смерти донора, тело которого все это время находилось в обычных условиях. По сути это была уже мертвая почка.
Единственным органом, который получалось пересаживать без проблем, в течение длительного времени оставалась кожа. Но пересадки кожи оказывались успешными только в тех случаях, когда донором и реципиентом
[165] был один и тот же человек. Такие операции, как было сказано выше, делались еще в Древней Индии. А вот все попытки пересадки кожи от другого человека заканчивались неудачно — чужая кожа не приживалась на новом месте.
В годы Второй мировой войны проблема пересадки кожи приобрела особую актуальность. Совет по медицинским исследованиям
[166] поручил биологу Питеру Медавару, работавшему в Оксфорде, найти причину отторжения чужих кожных трансплантатов. Медавар справился с поставленной задачей. Он создал теорию трансплантационного иммунитета и открыл явление приобретенной иммунологической толерантности, при котором иммунные клетки организма не воспринимают чужие клетки как врага, с которым надо бороться. За открытие приобретенной иммунологической толерантности Медавар получил Нобелевскую премию.
Работы Медавара положили конец наивной золотой эпохе. Стало ясно, что не всякий орган годится для пересадки конкретному пациенту и что даже пересадка наиболее подходящего по параметрам совместимости органа требует постоянного подавления иммунного ответа в организме реципиента, иначе возникнет отторжение.
В середине ХХ века в трансплантологии произошло два знаменательных события.
В 1951 году советский хирург Владимир Демихов пересадил донорские сердце и легкие собаке, которая после операции прожила неделю и умерла из-за повреждения гортани, случайно произошедшего во время операции, а не вследствие нарушения функций пересаженных органов.
Тремя годами позже американский хирург Джозеф Мюррей пересадил двадцатитрехлетнему пациенту с почечной недостаточностью почку, взятую у его брата-близнеца. Отторжения не произошло. После операции пациент прожил девять (!) лет, иначе говоря, это была полностью успешная операция, первая удавшаяся пересадка органа от человека к человеку. Она имела не только практическое, но и политическое, если так можно выразиться, значение. Дело в том, что к середине ХХ века былой энтузиазм сошел на нет и многие врачи стали считать пересадку органов еще одной мечтой человечества, которой не суждено сбыться. А Мюррей эту мечту осуществил, правда, не на все 100 %, потому что успешная пересадка органа от брата-близнеца не решала проблему целиком. Далеко не у каждого человека есть близнец, и не каждый близнец согласится отдать свой орган. Но в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году была осуществлена «неродственная» пересадка почки, взятой от трупа, а для подавления иммунитета использовалось интенсивное облучение тела. Пациент прожил много лет после операции. В том же году почка от умершего неродственного донора была пересажена в Великобритании. Произвел пересадку уролог из Лидса Питер Рапер. Для подавления иммунитета использовался циклофосфамид
[167]. После операции пациент прожил восемь месяцев и умер не от почечной недостаточности, а от вирусной инфекции.
Одно достижение сменяло другое, но десятилетняя статистика, в которой были отражены результаты более двухсот операций по пересадке почки, оказалась довольно печальной. Из тех, кто получил орган от родственных доноров, умерло 52 %, а из тех, кому пересадили чужую почку, — 81 %. Джозеф Мюррей сказал по этому поводу следующее: «Несмотря на то что определенные успехи достигнуты, остаются серьезные сомнения в отношении окончательной судьбы наших пациентов, и это необходимо учитывать. Трансплантация почки все еще остается экспериментальной операцией и не может пока считаться признанным методом лечения».
На результатах неродственных трансплантаций сказывалось и отсутствие относительно безопасных средств для снижения иммунного ответа организма. Образно говоря, в пятидесятые годы врачи рубили топором там, где следовало действовать скальпелем. Но в шестидесятые годы ситуация изменилась в лучшую сторону. Профессор Калифорнийского университета Уиллард Гудвин начал использовать с этой целью кортикостероиды. За кортикостероидами последовали меркаптопурин и азатиоприн. Результаты их применения оказались обнадеживающими. Большинство пациентов с донорской почкой жили дольше года, а именно этот срок Джозеф Мюррей установил в качестве критерия успешности проведенной трансплантации. А профессор Колорадского университета Томас Старзл, тот самый, который произвел первую в истории и первую успешную пересадки печени, предложил метод двойной терапии с одновременным использованием преднизолона и азатиоприна.
Шестидесятые стали периодом расширения возможностей трансплантологии. В тысяча шестьдесят третьем году Томас Старзл провел первую в истории пересадку печени, которая, к сожалению, завершилась неудачно. Но спустя четыре года Старзл сделал успешную пересадку печени, а профессор Кейптаунского университета Кристиан Барнард пересадил сердце погибшей в автокатастрофе молодой женщины пятидесятичетырехлетнему мужчине, который умер через восемнадцать дней после операции от двусторонней пневмонии, а не от каких-то сердечных проблем. Второй пациент Барнарда с пересаженным сердцем прожил уже девятнадцать месяцев, что вдохновило других хирургов на проведение операций по пересадке сердца.
А вот с пересадкой легких дело обстояло хуже. Попытки, предпринимаемые в шестидесятых и семидесятых годах, заканчивались неудачно. Только в тысяча восемьдесят третьем году профессор Торонтского университета Джоэл Купер провел первую успешную трансплантацию легкого у пациента с фиброзом легких. Спустя три года Купер успешно провел двойную пересадку легкого пациентке с эмфиземой.
