Мистер Фаркьюхар прибыл на борт, но совсем без всяких церемоний, и с такой маленькой свитой (один секретарь и один слуга), что было ясно – он наслушался военных в Кейптауне, что были весьма низкого мнения о боевых качествах сипаев в родных для них стенах, и совсем никакого – на чужбине. Они, вслед за французскими офицерами, полагали, что для успешной атаки острова нужно не менее пяти европейских полков с артиллерией, что трудности высадки на неподготовленный берег будут столь высоки, что и пять полков может не хватить – ведь сообщение между морем и берегом может прекратиться в любой момент, оставив десант без припасов. Таким образом, заключали они, лучше всего ждать еще подкреплений со следующим муссоном.
– Хотелось бы мне разделить ваш оптимизм, – сказал он Стивену, как только погода позволила ему вообще хоть что-то говорить («Боадицея вынуждена была бороться с непогодой до двадцать пятой параллели), – но, возможно, он базируется на какой-то информации, которой я не владею?
– Нет-нет, мои отчеты были довольно подробными. Но я не уверен, что вы или армейцы отдаете должное нашему нынешнему превосходству в кораблях. Если, как и ожидалось, два их фрегата покинули театр, наш перевес становится пять к двум, довольно сильное превосходство, не считая «Леопарда», который, как я вам уже сообщал, есть уменьшенный «Рэйсонейбл». То, что моряки в шутку называют «плавучий гроб», и что вряд ли можно использовать даже в качестве транспорта.
Давным-давно я смог оценить чудовищную мощь крупных военных кораблей. Все мы представляем ужасную силу батареи, или огня, извергаемого крепостью, но корабли кажутся такими мирными, ведь для неискушенного взгляда все они на одно лицо с пакетботом из Холихеда, только побольше. Поэтому не так-то легко разглядеть, что это – мощнейшие батареи, причем батареи подвижные, что могут направлять свой всесокрушающий огонь в любую сторону, а когда их работа закончена – легко скользить в любое другое место и там начинать все заново. Три фрегата, дорогой сэр, три фрегата на которые мы превосходим противника – это огромные артиллерийские парки, причем их не тащат изнуренные бесчисленные лошади, они сами летят по ветру. Я видел их действие, у этого самого побережья, и я был восхищен. Ну и линии снабжения противника – их тоже надо учитывать. Превосходство на море означает, что наши войска будут лучше обеспечены.
– Я понял вашу позицию, – откликнулся Фаркьюхар, – но решающее сражение произойдет на суше, и те несколько полков, которые есть в нашем распоряжении, должны будут быть высажены на берег.
– Да. То, что вы говорите – правда. И я признаю, что эти доводы могли бы заставить меня сомневаться в исходе куда сильнее, если бы меня не поддерживало то, что вы, скорее всего, назвали бы иррациональными надеждами.
– Не будете ли вы столь любезны поделиться источником своей уверенности?
– Вы, возможно, знаете, что среди сослуживцев наш коммодор известен под прозвищем «Счастливчик Обри». Я не собираюсь углубляться в концепцию того, что такое, в просторечии говоря, удача. Философски это не определяется. Повседневный опыт, однако, говорит нам, что она существует, и капитан Обри один из выдающихся ее обладателей. Именно это ободряет меня в бессонные ночи.
– Как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы! – воскликнул Фаркьюхар. – Я искренне надеюсь на это.
После паузы он добавил:
– Из-за множества причин, среди которых та, что я не имею права прикоснуться ни к своей плате, ни к подъемным, пока не вступил в должность, – он снова замолк, проведя ладонью по глазам, и судорожно сглотнул.
– Давайте-ка прогуляемся по палубе, – предложил Стивен. – зеленоватый оттенок снова покрывает ваше лицо, несомненно, он вызывается меланхолическими мыслями не в меньшей степени, чем движениями корабля. Свежий пассат выдует их вон из головы.
Свежий пассат немедленно сдул с головы мистера Фаркьюхара шляпу и парик. Их понесло к носу, где они были схвачены проявившим чудеса ловкости боцманом, выросшим из-за нового правого станового якоря. Правой рукой он поймал шляпу, левой – парик, затем имущество губернатора отправилось на корму с гардемарином. Ибо мистер Феллоуз предпочитал иметь весь шкафут между собой и квартердеком с того памятного дня в Саймонстауне, когда коммодор поговорил с ним с глазу на глаз. Этот разговор «с глазу на глаз» был слышен от кормового салона до форштевня и преисполнил команду одновременно веселым одобрением и трепетом перед суровым командиром.
Снова покрыв голову, мистер Фаркьюхар уцепился за ванты рядом со Стивеном, и, постепенно мертвенная бледность сошла с его лица.
«Боадицея» шла, кренясь под свежим ветром, клюзы подветренного борта скрылись в потоках проносящейся вдоль бортов белой пены, а наветренный борт сверкал широкой полосой новой медной обшивки. Впереди «Сириус» под таким же облаком парусов сохранял свое место в строю с такой точностью, что, казалось, корабли соединяет стальная балка. Фрегаты мчались на северо-восток по следам «Нереиды», дабы соединиться с «Мэджисьен» и «Ифигенией» у Порт-Луи. Они уже обогнали «Леопарда», вышедшего с двухдневной форой (капитан его приходился родственником адмиралу, и было сильное подозрение, что эта развалина отправлена на театр только для того, чтоб претендовать на свою долю призовых денег, буде таковые появятся), и продолжали пожирать милю за милей, словно собираясь пройти две тысячи миль в две недели (что было вполне реально, ибо им удалось поймать сильный пассат довольно далеко к югу).
– Быстрота решает все в этой операции, – заметил Фаркьюхар, – и мы видим, как быстрота приобретает зримые формы. Мы просто летим! Какая скорость! Это как скачки за приз в тысячу фунтов! Как сжимать в объятиях прекрасную женщину!
Стивен нахмурился, он не любил восторженных метафор Фаркьюхара.
– Конечно, быстрота решает все, – отозвался он, – но не меньше зависит от того, найдем ли мы другие корабли в точке рандеву. Океан так велик, эта стихия столь капризна, а инструменты для определения долготы столь несовершенны или столь несовершенно используются... Знавал я суда, крейсировавшие по десятку дней не видя своих мателотов.
– Положимся на математические дарования коммодора, – откликнулся Фаркьюхар, – или на его удачу, или и на то и на другое. Мне кажется, доктор Мэтьюрин, что благодаря вашим заботам я смогу проглотить немного бульона с маленьким тостом. Обещаю, что если я, в конце концов, получу свое губернаторство, то первым делом, сразу после принятия новой конституции колонии, я отплачу вам за заботы – черепахами!
Их упования не обманулись. Через день они увидели с подветренного борта горы Реюньона, пронзающие влекомые пассатом белые облака, в то время, как два фрегата шли на север, чтобы обойти Маврикий. Там, точно в условленных координатах, они встретились с остальными кораблями эскадры. Ламберт, как старший капитан, немедленно прибыл на борт «Боадицеи». Информация о положении в Порт-Луи оказалась точной: «Венус», «Манш» и корвет «Энтрепренант» мирно дремали в гавани, а «Беллона» и «Минерва» все еще были в море. С другой стороны, посланный крейсировать у юго-восточной оконечности острова Клонферт обнаружил новый французский фрегат, 38-пушечный «Эстрей», пришвартованным под защитой батарей Ривьер Нор на недосягаемой стоянке. Очевидно, командир его узнал о блокаде и не пожелал рисковать. Кроме того, Клонферт захватил «купца» в четыреста тонн в Джакоте, заклепал орудия на небольшой батарее, и взял в плен несколько офицеров. Правда, судно оказалось нейтральным, американским, одним из множества американских торговых судов, которые одни на правах нейтралов без риска ходили в здешних водах и служили источником информации для обеих сторон. «Однако даже так, – заметил Ламберт, – это было лихое дело.»
