Украдкой протянув руку и подержавшись за деревяшку, Джек спросил:
– А эта гипотетическая эскадра, которую мне придется формировать, нет ли у тебя сведений о ней и о тех, с кем ей придется иметь дело?
– Надеюсь, есть, дорогой мой. Упоминались «Нереида» и «Сириус» – точно, а также «Оттер» и, возможно, еще какой-то шлюп. Все остальное пока в тумане. Данные о кораблях, находящихся в распоряжении адмирала Берти – трехмесячной давности. И весьма вероятно, что они окажутся где-то в районе Явы в момент формирования эскадры. Не много я могу сказать и о силах Декэна, бывших на Маврикии до прихода последних подкреплений. Могу назвать «Канонир» и, возможно, «Семиллант». С другой стороны, я могу тебе перечислить названия их новых фрегатов. Это «Венус», «Манш», «Беллона» и «Кэролайн».
– «Венус», «Манш», «Беллона», «Кэролайн» – повторил Джек, нахмурясь, – никогда не слышал ни об одном.
– Ну да. Я же сказал тебе, что они новые, совсем новые. Несут по 40 орудий каждый. Двадцатичетырехфунтовки, по крайней мере у «Беллоны» и «Манш», наверное, и у остальных то же самое.
– В самом деле? – спросил Джек, не отрываясь от телескопа. Розовое сияние у него в мозгу приобрело синюшные края. Да, у Франции действительно имелись современные тяжелые фрегаты – предмет зависти британских верфей. Бонапарт имел все европейские леса в своем распоряжении: великолепные дубы Далмации, высокие стволы северных лесов, лучшую пеньку из Риги. И хотя сам он был простым армейским офицером, его кораблестроители спускали на воду отличные суда, и у него хватало способных офицеров, чтоб ими управлять. 40 орудий. «Нереида» несла 36, но всего лишь двенадцатифунтовок. «Боадицея» и «Сириус» с с их восемнадцатифунтовыми батареями больше соответствовали французам, особенно если французские экипажи были столь же новыми, как и их корабли. Но все равно, 160 орудий против 110-ти и уж лучше не вспоминать о разнице в весе залпа. Все будет зависеть от того, как с этими пушками управляются. Другие силы Мыса вряд ли стоит учитывать. Флагманский «Рэйсонейбл» – древний 64-пушечник, практически не может считаться боевым кораблем, уж не больше, чем французский «Канонир». Меньшие стационеры он просто не помнит, за исключением «Оттера» – очень неплохого 18-ти пушечного трехмачтового шлюпа, но, в любом случае, основная нагрузка ляжет на фрегаты. «Нереиду» он знал – сильный фрегат, бывший вест-индский стационер, а Корбетт – боевой капитан. Пима он знал по отзывам, но сам вместе ходил только с Клонфертом с «Оттера»...
В круге его объектива перемещался целеустремленный морской пехотинец, взгромоздившись на лошадь. «Благословенная форма», – промурлыкал Джек, сопровождая его поворотом трубы до стога, – «он будет здесь через двадцать минут. Надо бы дать ему гинею.» Немедленно Индийский океан, миссия на Маврикий обрели новую, ощутимую реальность, характеристики адмирала Берти, капитанов Пима и Корбетта и даже лорда Клонферта стали вопросами чрезвычайного практического значения, равно как и неотложные вопросы нового назначения. Хотя его близость со Стивеном Мэтьюрином и не предполагала возможности вопросов, которые могли быть сочтены нескромными, денежные дела к ним не относились.
– У тебя есть деньги, Стивен? – спросил он, когда морской пехотинец скрылся за деревьями, – надеюсь, найдутся. Мне надо бы занять, чтоб дать гинею нарочному, и еще много потребуется сверх, если сообщение именно то, которого я жду. Мое жалование не придет до конца следующего месяца, мы сейчас живем в долг.
– А, деньги? – переспросил Стивен, который в этот момент думал о лемурах. Ведь есть лемуры на Мадагаскаре, что бы им не быть на Реюньоне? Лемуры, прячущиеся в горах и лесах в глубине острова?
– Деньги? А да, конечно есть. Полно.
Он начал шарить по карманам.
– Вопрос только, где?
Он пошарил опять, полез за пазуху, вытащив пару замасленных двухфунтовых кредитных билетов.
– Нет, это не то... – Он снова начал рыться в карманах, – нет, ну точно были... Может, оставил в другом пальто? Вдруг оставил в Лондоне? Да, стареешь, Мэтьюрин... Ох, собаки, да вот они! – крикнул он с триумфом, возвращаясь к первому карману и вытаскивая из него плотный сверток, перетянутый лентой.
– Вот. Я их спутал со скальпелями. Это миссис Броуд из «Грэйпс» так их уложила, нашла в банковской обертке, я про них позабыл... Довольно изобретательный способ носить деньги, рассчитан на то, чтоб обмануть карманников. Надеюсь, сработает.
– Сколько тут?
– Шестьдесят или семьдесят фунтов, вероятно.
– Но, Стивен, верхняя банкнота – пятидесятифунтовая и следующие такие же. Ты их, по-моему, даже не считал.
– Не важно, не важно, – раздраженно ответил Стивен, – я имел в виду сто шестьдесят. Я именно это и сказал, ты просто не расслышал.
Они оба насторожились. Сквозь стук дождя голос Софи звал: «Джек, Джек!» – и перешел в стон, когда она сама ворвалась в обсерваторию мокрая и задыхающаяся. «Там моряк от адмирала порта», – проговорила она между вдохами – «и он не отдает письмо никому, только лично тебе в руки. О, Джек, не может ли это быть корабль?»
Да, это был корабль. Капитану Обри надлежало прибыть на борт Корабля Его Величества «Боадицея», вступить в командование означенным судном, что подтверждалось вложенным патентом, зайти в Плимут и принять там на борт Р.Т. Фаркьюхара, Эсквайра, в управлении порта и там же получить дальнейшие указания. Эти официальные холодные документы (как обычно, капитан Обри предупреждался, что в случае невыполнения он...), сопровождались дружеской запиской от адмирала, приглашавшей Джека зайти отобедать завтра, перед вступлением на борт.
Теперь, когда обоснования для действий были получены, активность рванулась из обитателей Эшгроу-коттеджа подобно взрыву бомбы, моментально перевернув все в доме вверх ногами. Сперва миссис Вильямс вцепилась мертвой хваткой в свою идею сменить занавески в гостиной, стеная, что это должно быть сделано и что подумает леди Клонферт, и что никто не сможет ей помешать. Но что она могла против вновь назначенного капитана фрегата, капитана, рвущегося на борт своего корабля до вечерней пушки? И в несколько минут она присоединилась к дочери и обезумевшей горничной, в сумасшедшей спешке чистящим мундир, штопающим чулки и гладящим шейные платки, пока Джек с грохотом волок по чердаку свой морской сундучок и ревел вниз, чтоб принесли масло для кожаных вещей, и где, черт возьми, его пистолеты? Сверху сыпались указания домочадцам «давай-давай», «живей-живей», «не терять ни минуты» и «посветить, где тут ящик с секстаном».
Приезд леди Клонферт, еще недавно столь важный для миссис Вильямс, прошел почти незамеченным в суматохе, еще усиленной воплями забытых детей, и дошедшей до форменного пароксизма как раз когда ее кучер постучал в дверь. Две полные минуты энергичного выбивания двери из проема потребовались, чтобы она, наконец, отворилась и леди Клонферт смогла войти в ободранную гостиную, где старые занавески лежали на одном стуле, а новые – на другом.
Бедная леди, визит явно вышел не из самых приятных. Она оделась с особым тщанием, чтоб не раздражать миссис Обри чересчур уж модным видом, и в то же время очаровать капитана Обри. Она приготовила искусную речь о женах моряков; об уважении и симпатии сэра Клонферта к капитану – своему старому товарищу по команде; о ее прекрасной осведомленности об особенностях жизни на борту военного судна – с ненавязчивыми ссылками на знакомство с генералом Малгрейвом, первым лордом Адмиралтейства, и с женой адмирала Берти, командующего базой на Мысу. Это все она выложила Стивену, зажатому в темном, сыром углу за часами, с вежливыми замечаниями в адрес Софи, а потом вынуждена была повторять Джеку, густо облепленному паутиной, с сундучком на плече.
