Жестикуляция сдержанная (в плане размаха, амплитуды движений), но экспрессивная, точно и ёмко выражающая искренние переживания, свойственные эмотивам. Характерны плавные женственные жесты (независимо от реальной половой принадлежности индивида). Часто мы заблуждаемся, принимая женоподобных мужчин-эмотивов за гомосексуалистов. Истинный гомосексуализм, если вы не забыли, – прерогатива эпилептоидного радикала.
В то же время широко распространено мнение, в соответствии с которым эмотивные (и истероидные) черты характера действительно принято относить к женским, а сочетание эпилептоидного и паранойяльного радикалов – к мужским. Возможно, эмотивная жертвенность, нежелание и неспособность оказать жёсткое сопротивление претенденту на их жизненное пространство на самом деле предрасполагают к вовлечению в гомосексуальные отношения?
Интересно, что думают на этот счёт специалисты?
Позы эмотивов удобные, свободные, при этом не стесняющие окружающих. Про таких говорят: «ловок и органичен, как зверь». Действительно, всякий раз, глядя на эмотива, кажется, что он выбрал оптимальную позу – удобную для него и для всех, изящную без наигранности, выигрышную без напряжённости, красивую без претенциозности. На этом, впрочем, всё звериное в нём заканчивается.
Качества поведения. Эмотив – эстет, он тонко чувствует красоту и глубоко переживает малейшие отклонения от её канонов. Он страдает, глядя на аляповатую мазню вместо живописи или на грубую эклектику, выдаваемую за новое слово в искусстве, слушая фальшивое пение или резонёрство глупца, объявляемое вершиной мудрости (при том, что он способен и в эклектике, и в гротеске уловить гармонию… Разумеется, если она там есть).
Это человек истинных, а не наигранных эмоций, сочувствующий, сопереживающий другим людям. Он всегда готов предоставить плачущему свою жилетку. По отношению к человечеству эмотив – антипод эпилептоиду. Он альтруист, человеколюбец, он воспринимает боль ближнего острее, чем свою собственную.
В отличие от паранойяла, нужды, чаяния индивида он воспринимает острее и ценит значительно выше, чем абстрактное, с его точки зрения, «благо общества». Во взаимоотношениях с окружающими эмотив тактичен, он очень внимателен, чуток к происходящему, хорошо улавливает малейшие оттенки настроения собеседника.
Он не может причинить не только физического (помните, у Высоцкого: «Бить человека по лицу я с детства не могу»
[26]), но и психологического ущерба. Он не станет говорить «в доме повешенного о верёвке». Он скажет только то, что на самом деле будет уместно и поможет разрядить обстановку, и только тогда, когда придёт для этого время.
Эмотив щепетилен в вопросах морали, наделён «нравственным чувством», совестлив.
Определимся, коллеги, с понятиями «мораль» и «нравственность». Мораль – это формы поведения, допустимые в обществе. Границы морали вполне разумные, щадящие, и общество вправе требовать от своих членов морального поведения. При этом мораль имеет тенденцию меняться, отражая объективные перемены, происходящие в социуме. Мораль вообще во многом зависит от условий, в которых живут люди. Мораль Средневековья и современности, бедных и богатых слоёв общества, гуманитариев и естественников, верующих и атеистов разная. Сегодня она уже не такая, какой была вчера, а завтра будет не такой, как сегодня.
Нравственность же – это представления человечества об идеале взаимоотношений (как с точки зрения формы, так и содержания). Нравственность неизменна с сотворения мира, её постулаты универсальны, одинаковы для всех людей, без исключения. При этом требовать от обыкновенного человека исключительно нравственного поведения – утопия. Эта задача из разряда невыполнимых.
Очевидно, что люди ведут себя по-разному, в том числе и по отношению к морали и нравственности. Рассмотрим это на примере известных нам радикалов.
Истероиду утешительно думать о своей принадлежности к высокоморальной и высоконравственной части человечества. Он не упускает случая подчеркнуть и продемонстрировать это на людях. На самом же деле в плане соблюдения моральных норм он весьма нетребователен – ни к себе, ни к окружающим. Он допускает многое, лишь бы не было ненужной огласки. Нравственность, замешанная на глубокой эмоциональности, истероиду вообще чужда.
Мизантропы-эпилептоиды по определению безнравственны, при этом они активно третируют окружающих, заставляя их подчиняться чрезмерно жёстким моральным требованиям (эпилептоидное ханжество). Таким образом, эпилептоиды пытаются властвовать над другими от имени общества, на что, собственно, их никто не уполномочивал (мы сравнительно недавно обсуждали это, коллеги, см. главу 3).
Паранойялы избирательно подходят к решению моральных проблем. Они хорошо знают, чем индивид обязан обществу, но вторая сторона медали – чем общество обязано индивиду, для них «покрыта мраком», как обратная сторона Луны.
Есть только один радикал, заставляющий своего обладателя не разделять субъективно мораль и нравственность, и стараться достичь идеала в повседневных отношениях между людьми, стремиться к торжеству добра, милосердия. Этот радикал (тоже мне, секрет Полишинеля!) – эмотивный.
Ответственность, добросовестность – качества, которые эмотив проявляет в деятельности. Как часто мы, давая положительную характеристику своим сослуживцам, через запятую перечисляем слова «исполнительный», «добросовестный», хотя это совсем не однокоренные свойства характера. Если исполнительность замешана, скорее, на тревоге, на боязни не сделать что-то вовремя и как следует, то в основе добросовестности лежит стремление не подвести товарищей, не уронить честь коллектива, глубокое чувство долга, ответственности за порученное дело.
Лишь эмотиву по-настоящему внятны такие понятия, как «самопожертвование», «патриотизм», «гражданственность» и т. п.
Почему? Да потому, что эти понятия не имеют рационального объяснения. «С какой такой радости я должен жертвовать своим здоровьем, жизнью, благополучием, достатком? Разве что силой заставят, припугнут», – так рассуждают многие и находят это логичным.
Вообще-то, если быть абсолютно корректным, рациональное объяснение самопожертвованию существует. И природа, и общество обязаны жертвовать малым, чтобы сохранить большее. Судьба индивидуума всегда вторична по отношению к судьбе вида. Но рассуждать подобным образом несвойственно человеку, пекущемуся прежде всего о себе (пожалуй, только шизоид способен, поразмышляв недельку-другую о взаимоотношениях индивида и общества, прийти к логическому заключению, что, дескать, пора принести себя в жертву).
А вот человеку, живущему эмоциями, логика не обязательна. Он и без неё – на интуитивном уровне – осознаёт, как следует поступить в критический момент, когда и во имя чего нужно «броситься на амбразуру». В таких ситуациях он реализует характерные для эмотивного (и ни для какого другого!) радикала эмоционально насыщенные, «возвышенные» стереотипы поведения.
