Внезапно по коридору пробежал мальчик лет восьми со взволнованным лицом. Он направлялся к столовой. Когда мы с Джонатаном посторонились, чтобы пропустить его, ребенок замер, поднял на нас широко распахнутые глаза и с надеждой спросил:
— Вы хотите кого-нибудь усыновить?
— Увы, нет, молодой человек, — ласково ответил Джонатан. — Мы просто пришли в гости. Мы жили здесь в детстве.
Мальчик оценил блестящие новые туфли и костюм Джонатана, затем его взгляд задержался на прекрасном шарфе из красного кашемира.
— Похоже, у вас дела идут на лад! Обожаю красный цвет.
— Правда? — улыбнулся Джонатан.
Я знала, что шарф подарил ему мистер Хокинс много лет назад. Джонатан очень дорожил им, но все же произнес, не раздумывая ни секунды:
— Он твой.
Муж обернул шарфом шею мальчика, который лишился дара речи от радости. Чувства переполнили его, он распахнул дверь и растворился в столовой.
Когда мы шли по коридору, я сжала руку Джонатана и сказала:
— Очень милый и щедрый поступок.
— Я хотел бы подарить каждому из них дом и любящих родителей, — лишь пожал плечами Джонатан.
Мы подошли к фойе, когда рядом возникла старуха в белом чепце и переднике. Я сразу узнала в ней служанку, которую всегда не любила. Именно она сплетничала о моей матери, когда мне было всего семь лет. При виде нас старуха остановилась и воскликнула:
— Лопни мои глаза, если это не мисс Мина и мастер Джонатан! Сколько лет, сколько зим!
— Здравствуйте, миссис Прингл, — вежливо ответила я. — Как поживаете?
— Как всегда, только прибавилось лет да сварливости. А у вас как дела?
— Неплохо, спасибо, мэм, — ответил Джонатан. — По правде говоря, мы поженились.
— Да ну? Повезло вам. Ваша мама была бы рада.
Она взглянула на меня и на мгновение умолкла, как будто пытаясь припомнить нечто давно забытое.
— Что ж, мэм, приятно было вас повидать, — улыбнулся Джонатан. — Доброго дня.
Он взял меня за руку, и мы направились к двери, когда старуха выпалила:
— Вы получили тот конверт, мисс Мина?
— Какой конверт? — Я удивленно обернулась.
— Ну, тот самый, который оставили для вас, когда вы были девочкой.
Мы с Джонатаном обменялись взглядами, и я ответила:
— Никакого конверта я не получала, миссис Прингл. Откуда вы о нем знаете?
— Я была тут, когда он пришел. Молодая женщина сунула его мне в руки на пороге. Она выглядела совсем больной и бледной, помнится, я еще подумала: не жилица на белом свете. Женщина написала на нем ваше имя и велела передать директору приюта с наказом вручить вам в восемнадцать лет.
— Когда это случилось? — Мое сердце лихорадочно забилось.
— Вам было шесть или семь лет, насколько я помню.
— Кто оставил письмо? Моя мать? Что в нем было написано?
Старуха опустила взгляд. По ее хитрому виду было понятно, что она сперва прочла письмо, а потом отдала его директору заведения… если, конечно, вообще это сделала.
— Откуда мне знать, мэм. Странно, что мистер Хауэлл не послал его вам, когда вы вошли в возраст. Наверное, просто забыл.
Я была поражена и взбудоражена новостью. Наконец-то я что-то узнала о матери, не считая сплетни о ее недостойном поведении, которая так огорчала меня в детстве! Но в то же время меня расстроило, что она была больна. Мы попрощались с миссис Прингл и отправились на поиски нового директора заведения. Этот усатый занятой мужчина сказал, что ничего не знает ни о каком письме, адресованном мне, но с радостью переправит конверт, если вдруг наткнется на него. Я дала ему свой адрес в Эксетере, и мы удалились.
— Ах, Джонатан! — воскликнула я, когда мы шагали по улице. — Поверить не могу! Письмо для меня… Возможно, от моей собственной матери!
— Есть шанс, что он найдет его, но не слишком на это рассчитывай, дорогая. Письмо могли давным-давно выбросить.
— Все равно. Сознавать, что она думала обо мне, совсем еще маленькой, хотела со мной связаться… Право, на душе становится легче.
День перевалил за середину. Обедая в кафе, мы вспомнили еще несколько счастливых мгновений детства. Джонатан предложил помочь приюту, пожертвовав ему часть только что унаследованных средств, и я согласилась. Мы пытались решить, на что потратить несколько оставшихся до поезда часов. Я хотела нанести визит Люси и ее матери, чтобы увериться в их благополучии, но Джонатан заявил, что нам не хватит времени, поскольку Хиллингем находится на другой стороне города.
Вместо этого мы сели на омнибус до Гайд-парк-Корнер, а затем прошлись по Пикадилли, что всегда доставляло нам немало удовольствия. Под руку с Джонатаном мы гуляли по шумной улице, разглядывали людей, магазины и фешенебельные особняки. У ювелирной лавки Джулиано я заметила красивую девушку в большой круглой шляпе, сидевшую в новом дорогом открытом экипаже. Интересно, кто она такая? Наверное, важная клиентка, которая ждет, когда ей принесут роскошное украшение. Внезапно Джонатан сжал мою руку так сильно, что я вздрогнула.
— Боже! — еле слышно вымолвил он.
— Что случилось?
— Смотри! — воскликнул Джонатан с побледневшим лицом, выпучив глаза от изумления и страха.
Я проследила за его взглядом. Он был направлен на мужчину, который стоял неподалеку, наполовину отвернувшись от нас, и был всецело поглощен прелестной девушкой в экипаже. Пока я смотрела на мужчину, меня охватило странное чувство. На коже выступила холодная испарина, сердце лихорадочно забилось, я начала дрожать. Мужчина — высокий и стройный, весь в темном, с черной шевелюрой и усами — сверхъестественно походил на мистера Вагнера! Но я знала, что это не может быть он, поскольку мужчине стукнуло по меньшей мере пятьдесят лет — на добрых два десятка больше, чем моему знакомцу. У него была короткая заостренная бородка, а лицо казалось суровым и жестоким.
— Видишь, кто это? — в ужасе спросил Джонатан, продолжая с тревогой сжимать мою руку.
— Нет, милый. Я его не знаю. Кто это? — Я старалась оставаться спокойной.
— Он!
Я не представляла, что муж имеет в виду, но подобный ответ поразил и ужаснул меня, поскольку Джонатан словно обращался не ко мне, а к себе самому… и был напуган до крайности. Полагаю, он рухнул бы на землю, не поддержи я его. Из ювелирной лавки вышел клерк и передал леди маленький пакетик. Экипаж тронулся прочь. Странный человек быстро кликнул кеб и отправился следом.
Джонатан в великом волнении произнес вслед удаляющемуся кебу, также словно обращаясь к себе:
— Мне кажется, это граф, но он помолодел. Боже правый, возможно ли это? Господи! Если б только я знал! Если б знал!