Машина для моментального приготовления оладий.
Его сознание оставалось бесплодной пустыней. Никаких озарений. Он совсем забыл обо всем, бродя по страницам Сети. Потом вспомнил о кофе. Вытащил кружку из кофе-машины, поставил ее себе на живот и, кликая мышью по экрану телевизора и слегка сдувая пар, стал искать что-нибудь интересное. Большинство каналов показывали рекламу. Он задержался на несколько секунд на Сети Облачных новостей, здесь говорили о росте акций компании и о том, что Рей Карсон будет назван главным исполнительным директором.
Незадолго до встречи с Циннией Пакстон надел чистую рубашку и допил остывший кофе. Он оказался в баре за десять минут до назначенного времени, но Цинния уже сидела на табурете и успела выпить полстакана водки. Пакстон подошел к табурету рядом с ней, проверил, достаточно ли он прочен, и забрался на него.
Цинния махнула бармену, тому же, что работал накануне. Тот налил Пакстону того же пива, что и вчера. Пакстон почувствовал себя завсегдатаем бара. Приятно чувствовать себя где-нибудь завсегдатаем, даже и в таком месте, как Материнское Облако.
Более того, он чувствовал себя так же, как от запаха кофе в своей комнате. Рядом с Циннией этот огромный зал ожидания превращался в место, где можно жить.
Цинния помахала рукой перед платежным сенсором:
– Сегодня плачу я.
– Согласиться с этим с моей стороны было бы не слишком по-рыцарски.
– Надо быть сексистом, чтобы полагать, будто мне нужны ваши деньги, – сказала Цинния, нахмурилась и повернулась к Пакстону. Он замер. Но она улыбнулась. – Я девушка современная.
– Ладно, – сказал Пакстон, принимая стакан, за который она заплатила. Они чокнулись, он пригубил пиво. Несколько минут сидели в молчании.
Наконец Цинния заговорила:
– Я слышала, кого-то задавил трамвай возле «Клена».
– Да.
– Несчастный случай?
– Нет.
Она шумно выдохнула:
– Ужас.
Пакстон кивнул.
– Да, ужасно. – Он отпил пива и поставил стакан на стойку. – Не хотите рассказать, как прошел день? Только без ужасов.
Например, о точках на схеме, которые обозначали людей. Можем поговорить о точках?
– Находила вещи, бросала на конвейер, – сказала она. – Совершенно ничего интересного.
Цинния замолчала, Пакстон попытался представить, о чем она может думать, но не смог.
День для беседы по душам выдался неподходящий. Он сделал еще несколько глотков, помолчал и уже собирался попрощаться, чтобы снова встретиться через несколько дней, но Цинния вдруг спросила:
– Как продвигается ваше особое задание?
– Кажется, с этим покончено, – сказал Пакстон. – Решили двигаться в другом направлении. Я буду работать у сканеров при выходе со склада.
– Плохо, – заметила Цинния.
– Да, потрясающих озарений не случилось, небо и землю в первую неделю я местами не поменял. Есть загадка: люди ухитряются перемещаться так, что часы это не регистрируют. Никто не понимает, как это возможно. И вот появляюсь я и не могу предложить никакого решения. Всех это ужасно злит. – Пакстон шумно выдохнул. – Извините.
Цинния сидя выпрямилась и просияла:
– Не за что извиняться. Вот это действительно интересно.
Пакстон оживился:
– Да, действительно. Возможно, это связано с блокировкой сигнала, исходящего от часов. Если их снять надолго и не положить на зарядный коврик, по идее, должен сработать сигнал тревоги. И без часов нельзя выйти из комнаты.
Цинния посмотрела в сторону входа в бар, в вестибюль «Живи-Играя». Там толпился народ. За стеклянными дверями сновали туда-сюда сотрудники в рубашках поло разных цветов.
– И как же удается обмануть систему?
– Планировать продажи «Забытья»?
– Может быть.
Пакстон засмеялся так, что в ребрах закололо.
– Нет, – сказала она, взяла стакан и высоко подняла его. – Нет. Это просто очаровательно.
Пакстон кивнул и отпил пива. Подумал о точках на схеме. Спросить или не стоит? Как просто было бы произнести слова вопроса!
Но чем дольше он сидел, тем более безразличен становился ему возможный ответ.
Она скользнула ладонью по стойке и прикоснулась к его локтю. Почти дружеское прикосновение. Таким движением пытаются привлечь внимание.
– Я целыми днями бегаю, отыскиваю вещи, кладу на конвейер. Интересно было бы послушать о чем-нибудь другом.
Она снова улыбнулась. От такой улыбки можно забыться, и на мгновение ему показалось, что она приглашает его наклониться и поцеловать ее. Но в это время кто-то пробормотал рядом:
– Черт возьми…
Бармен смотрел на свои часы, поэтому Пакстон посмотрел на свои. На экране была изображена незажженная спичка. То же и на часах у Циннии. Пакстон постучал пальцем по экрану, но ничего не произошло. Изображение застыло и не менялось.
– Что бы это могло быть? – сказала Цинния.
Как бы отвечая на этот вопрос, спичка на экране загорелась, на серной головке появился завиток пламени. Изображение стало растворяться, а на его месте из мелких квадратиков как будто стали складываться слова. Затем экран очистился, и появилась заставка домашней страницы: крупными цифрами время суток и мелкими в углу показания таймера обратного отсчета времени, оставшегося до начала следующей смены.
Цинния и Пакстон посмотрели на бармена как на человека, давно находящегося в Материнском Облаке и лучше знающего, что здесь к чему. Он просто пожал плечами:
– Ничего не понимаю.
Пакстон решил завтра спросить об этом у Дакоты. Возможно, какая-то неисправность. Нежность, которую он только что испытывал к Циннии, рассеялась как дым, он снова вспомнил о трупе на трамвайных путях и подумал, что одного этого воспоминания достаточно, чтобы не уснуть в эту ночь.
Кровь. Лицо трупа. Отсутствие выражения на нем. Бесформенность мертвого тела.
Рядом с этой картиной вопросы о точке на схеме и об открытой дверце на автомате Облачной Точки представлялись гораздо менее важными.
Пакстон все взвесил. Вопросы донимали его, как назойливые мухи. Надо было прихлопнуть их или, по крайней мере, попробовать.
– Хочу вас спросить, – сказал он.
– Валяйте.
– Я вас сегодня видел.
Цинния не ответила, поэтому Пакстон повернулся к ней. Глаза у нее были широко раскрыты. Она, казалось, замерла на своем табурете, и, если бы он слегка подтолкнул ее локтем, она бы упала и, как стекло, рассыпалась на мелкие осколки.
– Вы шли из вестибюля в коридор, где туа- леты.
– И?..
