Цинния не успела подняться, как из-за угла появились Пакстон, медсестра и еще один охранник в голубой рубашке, худощавый парень с короткой стрижкой. Цинния закрыла глаза, симулируя обморок.
– Где ты был, черт возьми? – сказал Пакстон.
– Да я… просто… – говорил охранник.
– Что просто? – сказал Пакстон. – Вздремнул на работе?
– Пожалуйста…
– Не надо мне твоих «пожалуйста». Облажался десятью разными способами. Ее могли убить.
Цинния почувствовала прикосновение Пакстона, а затем другое, более осторожное – медсестры, которая проверяла, нет ли переломов. Затем, оттянув веки, она проверила глаза. Цинния убрала ее ладонь и поморгала. Ей помогли подняться и уложили на кровать.
– Как себя чувствуешь? – спросил Пакстон.
Она не могла понять, что у него на уме. Он был озабочен. Это она знала точно. Для начала и это неплохо.
– Нормально, – сказала она. – Только… Нормально.
Пакстон посмотрел на свои часы в тот же момент, когда часы Циннии зажужжали. Обновление закончилось, на экране появилось улыбающееся лицо, растворилось и уступило место обычной заставке.
– Пожалуйста, вернитесь на склад и доработайте до конца смены, – донеслось из часов Циннии.
Пакстон посмотрел на них.
– Не обращай внимания, – сказал он и повернулся к медсестре: – Присмотрите за ней. – Затем он отошел и, поднеся часы ко рту, стал что-то говорить. Из-за того, что он стоял спиной и довольно далеко, Цинния не могла разобрать слов.
Медсестра посветила фонариком в форме авторучки в глаза Циннии.
– Вы уверены, что все в порядке?
– Не знаю.
– Может быть, нужно болеутоляющее?
– Нет. – Конечно, ей требовалось болеутоляющее. Она бы охотно проглотила то, что лежало у нее в кармане. Но сейчас нужна была ясная голова.
Вернулся Пакстон.
– Через несколько минут придет мой начальник. Рвет и мечет. Но, прежде всего, ты можешь объяснить, почему этот тип напал на тебя?
Цинния хотела ответить, что не знает. Что нападение немотивированное. Неожиданное. Это казалось предпочтительным, поскольку избавляло от необходимости описывать историю с душем, с ее согласием удовлетворить требования Рика, выставлявшим ее слабым созданием, не имеющим выбора.
Но чип по-прежнему находился у нее за щекой, и ей не хотелось, чтобы Пакстон о нем узнал.
Поэтому она рассказала, как было дело.
Она опустила прежде всего то, из-за чего Рик оказался в больнице, но рассказ возымел действие – лица Пакстона и медсестры вытягивались все сильнее. Особенно лицо Пакстона, он то и дело поглядывал на Рика, все еще лежавшего на спине и смотревшего в потолок. Видимо, Рик понимал, что дело его плохо. Казалось, Пакстон сдерживается, чтобы не подойти и не наступить сапогом на лицо Рику.
– Надо было мне сказать, – сказал Пакстон, когда Цинния закончила рассказ.
Тон неприятно поразил ее.
– Иногда лучше не вспоминать, – сказала она.
Он покачал головой:
– Надо было сказать.
Он сказал это с горечью, и его слова вызвали в Циннии сложное чувство. Она бы не смогла описать его самой себе, но знала, что это чувство ей неприятно.
Палата быстро заполнилась людьми, Циннии задавали множество вопросов. Рика положили на кровать и пристегнули к ней ремнями. Пожилой человек с лицом, похожим на метеорит, и в светло-коричневой форме – тот самый Добс, о котором рассказывал Пакстон – расспрашивал ее о случившемся. Он не высказывал своего мнения, просто хотел услышать историю. Цинния изложила наиболее удобную для себя версию, одновременно по разговорам и задаваемым ей вопросам составляя представление о том, как произошедшее воспринимается окружающими.
Сотрудник службы охраны, назначенный на дежурство в палате, Горанссон, то ли куда-то отлучился, то ли спал в другом помещении. Добс признал, что ответственный за процесс обновления программного обеспечения поднял личное дело Циннии, которое было помечено, когда ее доставили в медицинский корпус, и разослал текстовое сообщение, в котором о Циннии говорилось в неподобающем тоне. Это должностное лицо хотело послать сообщение одному человеку, но получилось так, что его получили все сотрудники службы безопасности.
Именно благодаря этому Пакстон оказался на месте вовремя.
Создавалось впечатление, что к ее жалобе отнеслись серьезно. Ей не хотелось играть роль жертвы, но таким образом, по крайней мере, можно было заставить Рика заплатить за свои поступки. Цинния уже собиралась занести всю эту историю с Риком в графу «победы», когда услышала его крик.
– Спросите ее. Спросите! – кричал Рик, когда его вывозили из палаты.
Добс, разговаривавший с Риком, опустил голову, упер руки в бока и подошел к кровати, на которой лежала Цинния.
– Простите, но я должен вас спросить, – сказал Добс. – Он утверждает, что вы у него на глазах что-то делали с одним из компьютеров. Я не склонен верить этому говнюку, но спросить вас обязан.
Цинния десной ощутила углы чипа.
– Я шла в туалет, когда он меня ударил, – сказала она. – Понятия не имею, что он имеет в виду.
Добс, довольный таким ответом, кивнул. Пакстон, внимательно посмотрел на Циннию поверх плеча Добса, и этот взгляд ей не понравился.
Пакстон
Добс уперся кулаками себе в бока, как будто хотел убрать руки в живот.
– Викрам, сукин сын, – сказал Добс. – Я его уволю после этого. И Горанссона тоже. – Он вздохнул, глядя на суету, царившую в палате. – Насчет тебя пока не знаю.
– Простите, сэр? – не понял Пакстон.
– Ты оставил пост, – сказал Добс. – Говори сейчас прямо, не юли. У тебя с этой женщиной было?
– Мы встречались, да, – сказал Пакстон.
Добс кивнул:
– Мило.
Пакстон покраснел от этого одобрительного замечания.
– Итак, ты оставил пост во время важного задания, – сказал Добс. – А если бы не оставил, этот говнюк проломил бы ей череп.
– Насчет говнюка, – сказал Пакстон. – Цинния говорит, что он часто этим занимался. Были на него жалобы за подобные проступки?
– Об этом не знаю, – сказал Добс. – Придется разобраться с этим поподробней. Система только что заработала.
– В том-то и дело. Потому что, если это вошло у него в привычку, уж вы мне поверьте, я подниму шум, чтобы его отсюда вышвырнули и посадили.
Добс медленно кивал, что-то обдумывая. Пакстон не понимал, что именно, – проще было понять что-либо по лицу мандарина.
– Вот что мне от тебя надо, – сказал Добс через некоторое время. – Ты меня слушаешь?
– Слушаю.
